Хмара Александр Яковлевич

Член-корреспондент Крымской АН
Воспоминания о пребывании в Германии в период Великой Отечественной Войны (1941-1945годы) 

В Германию я был отправлен 2 октября 1942г, когда мне исполнилось всего 16 лет и 1,5 месяца. В тот день немецкими войсками и местной администрацией была организована облава на молодых людей для отправки их на принудительные работы в Германию. Проживал я тогда в г.Попасная Ворошиловградской, ныне Луганской области. В дом к нам зашли немецкий офицер, представитель администрации и полицейский и, увидев меня, приказали быстро одеться, выйти из дома и сесть в грузовую автомашину, где уже были молодые люди моего возраста и двое полицейских. Заполнив автомашину, нас отвезли на железнодорожную станцию и погрузили в товарные железнодорожные вагоны и к вечеру эшелон под присмотром немецких солдат отправился в путь. 16 октября эшелон прибыл на станцию г.Вупперталь, откуда нас автомашинами доставили в лагерь «Цементверк» в г.Обергаузене, земли Северный Рейн-Вестфалия. Через несколько дней я и мой товарищ Григорий Кочергин решили сбежать. Мы выбрались из лагеря и пошли на железнодорожный вокзал, намереваясь на товарном поезде уехать в восточном направлении. Однако там нас, арестовала полиция и увезла в лагерь, где сразу же расселили в разные бараки и направили на работу в разные предприятия. Меня определили в мартеновский цех металлургического завода Мартинверк, в бригаду по ремонту мартеновских печей, а Григория — на Киппер–установку для разгрузки железнодорожных платформ и открытых вагонов. Обычно после остановки мартеновская печь простаивала открытой в течение двух дней, а на 3-й день в ней начинали работать немецкие рабочие с отбойными молотками с целью разрушения остатков застывшей стали, шлаков и отработанного огнеупорного кирпича. К этому времени печь еще не успевала остыть и в ней было очень жарко и загазовано, поэтому через каждые 20 минут бригада отбойщиков сменялась нами для уборки мусора. Мы работали в специальной деревянной обуви, подбитой железом. Горячая и душная обстановка в печи сохранялась в течение 4-5 дней до полного удаления шлаков и старого кирпича. После этого начиналась выкладка печи новым огнеупорным кирпичом разного формата при помощи тяжелого раствора, которые мы должны были подвозить на тачках, а затем ручными носилками и ведрами подносили каменщикам. Для нас – 16 летних школьников это была непосильная тяжелая работа. Ведь мы не были профессиональными рабочими, дома нас не заставляли выполнять такую тяжелую работу в сложных условиях да еще в ночное время. Кроме того, нас очень плохо кормили, главным образом баландой, приготовленной из брюквы, капусты, иногда немного картофеля, в результате мы не имели полноценного питания, которое требовалось молодым людям выполняющим очень тяжелую работу и это пагубно сказывалось на состоянии нашего здоровья. Поэтому мы не справлялись с работой, быстро уставали, а в ночные смены нередко прятались в темных углах, чаще под мартеновские печи, укладывались на щебенку и засыпали. Однако немецкие бригадиры знали где нас искать, находили и отвешивали нам подзатыльники и подзадники. Кстати, смены были 12-часовые, 1 час отводился на перерыв. Так продолжалось примерно 3 месяца до тех пор, когда начальство завода заменило нас советскими военнопленными. А нас же перевели в прокатный цех Noue Walz, где мы поручили более легкую работу по удалению обрезков стальных листов от ножниц, а после того как я получил травму правой ноги меня перевели на площадку, куда из под вальцев поступали горячие стальные листы для разметки и маркировки. Здесь все работали в такой же обуви, что и в мартеновском цеху, имели рукавицы больших размеров, которыми прикрывали лица от горячих листов. В прокатном цеху, когда я работал на 5-ых ножницах, произошел такой случай. Немец по имени Франц, которому я помогал в работе, однажды сказал мне, что немецкие войска успешно наступают на восточном фронте и скоро возьмут Сталинград, на что я ему ответил: все будет как с Наполеоном. Вы знаете, где он оказался после вторжения в Россию? Он рассердился и нанес мне несколько ударов по голове и туловищу. Я молча перенес избиение, разговор прекратился и мы продолжали работать. Это произошло в присутствии советского военнопленного. Через несколько дней, когда мы остались с Францем вдвоем, он мне сказал: «ты дурак, болтаешь, что взбредет в голову. Имей ввиду, если об этом узнает гестапо, нас заберут и от нас ничего не останется. Таких разговоров, особенно при свидетелях у тебя не должно быть!»
Теперь несколько слов о лагере Цементверк, где я находился 2,5 года. Он размещался между подъездными путями к цементному заводу и бетонной стеной высотой 3,5-4м, за которой были два водоканала, один для транспортировки чистой воды, а другой для сбора отработанной воды и жидких отходов предприятий. Лагерь был огражден забором с колючей проволокой. Жили мы в бараках, в комнатах на 10-12 человек, в которых плотно были расставлены двухэтажные деревянные кровати, стол, несколько тумбочек и скамеек. Спали мы на матрацах и подушках, набитых мелкими деревянными опилками и стружками, без простыней и наволочек. В бараках имелись общие умывальники примерно на 10-12 человек и общие туалеты примитивного устройства без унитазов. Имелись также 2 душевые кабины, ванн не было. Все входы в лагерь и выходы контролировались полицейскими, а из лагеря разрешалось выходить только по воскресеньям группами по 5 человек в сопровождении работников комендатуры лагеря. На работу и с работы в лагерь нас водили пешком представители предприятий. В лагере проживало около 2000 советских граждан, которых называли остарбайтерами – восточными рабочими и мы на правой стороне груди носили нашивку «OST». В лагере была гнетущая обстановка, радио, кино, газет и книг мы не имели, категорически запрещалось иметь радиоприемники, практически мы полностью были изолированы от внешнего мира. Строго запрещалось собираться группами. В каждом бараке был назначенный комендантом из числа остарбайтеров староста, в обязанности которого входило наблюдать и обеспечивать порядок в комнатах и докладывать коменданту о нарушениях со стороны обитателей бараков. Поскольку за нами постоянно велось наблюдение, я вел себя замкнуто, старался не выделяться, меньше разговаривать и по совету Франца не болтать лишнего. При налетах авиации союзников по сигналам тревоги мы выбегали из бараков и прятались в убежище цементного завода, а когда не успевали это проделать, прятались между штабелями кирпича или в кучах заскладированного песка. Однажды бомба попала в убежище с одной его стороны и тогда погибло около 32 остарбайтеров, которые находились в ближайших от разорвавшейся бомбы отсеках. Я тогда был в другом конце убежища и остался живым. Налеты союзной авиации осуществлялись часто, почти каждой ночью, однако крупных разрушений в г.Обергаузене от бомбежек не было.
В зиму с 1943 на 1944 год умер мой товарищ Григорий Кочергин и я сдружился с другими моими земляками Валентином Бабенко и Владимиром Сумским, которые работали сцепщиками вагонов на сортировочной площадке на выезде из г.Обергаузена. У них было удачно расположенное рабочее помещение, в котором они чувствовали себя более свободно, так как немцы там практически не бывали. Я часто их посещал со своим товарищем Иваном Чешенко из с.Пересечное из под Харькова, а иногда оставались там на ночь. По роду своей службы мои земляки знали, что находится в вагонах и когда обнаруживались в них продукты питания или табачные изделия, они оставляли их не закрытыми и показывали нам где они находятся. Тогда мы с Иваном во время воздушных налетов ночью при полной темноте открывали эти вагоны и брали нужные нам продукты или товары. За счет этого мы иногда улучшали свое питание. Особенно нас выручали табачные изделия, которые были большим дефицитом для курящих немцев и мы легко их обменивали на хлеб.
В 1944г все возрастали нагрузки на производстве и мы с Иваном Чешенко решили совсем освободиться от них. С этой целью на предплечьях рук сделали себе ожоги соляной кислотой и в связи с образовавшимися ранами (рис.1) получили освобождение от работы. Наши раны долго не заживали, так как после каждой перевязки мы смазывали рану желтой мазью, которая препятствовала их заживлению. Из-за этого я не работал в течение 4-ех месяцев. Однажды на перевязке мою рану обследовал врач немец и обнаружил наличие в ней желтой мази, о чем и доложил коменданту лагеря, который незамедлительно с сопровождавшим его полицейским появился в бараке, побил меня и потребовал чтоб я завтра же пошел на работу, что я и сделал. А через неделю в нашем лагере остановилась на ночевку колонна из 200 человек подневольных граждан разных стран, которых гестапо перегоняло в концлагерь Бухенвальд, на следующее утро комендант придал к колонне 10 остарбайтеров из нашего лагеря, в том числе и меня для отправки туда же. При этом он сказал нам, что если кто вернется – застрелю! Зная что такое Бухенвальд, я решил выбрать удачный момент и бежать из колонны на марше. Такой момент подвернулся в окрестностях г.Эссен и я им воспользовался, перепрыгнув перед поворотом дороги через зеленые деревца, отделявшие проезжую часть дороги от тротуара и пролежав там до полного исчезновения колонны за поворотом. С места побега я на трамвае вернулся в г.Мюльгайм, зашел к немцу господину Бенике, у которого ранее на табак выменивал хлеб, рассказал ему о своем положении и он оставил меня у себя, потребовав только чтоб я не выходил на улицу. Это был замечательный человек, я у него прожил неделю, а далее беспокоясь о нем ушел к своим землякам-железнодорожникам в г.Обергаузене. Там я опять встретился с Иваном Чешенко и однажды в окрестностях лагеря Цементверк мы познакомились с немцем-инвалидом, только что вернувшимся с восточного фронта. Мы курили сигареты, а у него их не было и он предложил нам наручные часы за 20 пачек сигарет. Сделка тут же состоялась и он поняв, что мы бездомные, пригласил нас к себе и предложил нам до прихода приближавшегося Западного фронта пожить у него в хозяйственных помещениях, а на ночь прятаться в погребе потому что в тех местах свирепствовали фашисты из организации «Тодт». Он даже дал нам свой пистолет на случай если нам придется встретиться с фашистами. У этого немца мы прожили примерно неделю, а затем по разрушенному мосту через водоканал перебрались на западный берег и ушли в ближайший город Штеркрада. Там нас встретили американские солдаты и определили для проживания в музыкальной школе, где уже были наши коллеги в количестве 20-25 человек. А поскольку у меня был обнаружен пистолет, на следующий день меня допросил военный прокурор и приговорил к двухнедельному тюремному заключению. Было очень досадно от такого прокурора, тем не менее пришлось в праздничные дни освобождения, весной, когда благоухала вся природа, отсидеть 2 недели в частной немецкой тюрьме.
В июле 1945г мы были переданы советским войскам в Германии, после чего я в течение 1,5-2 месяца поработал в химических войсках на демонтаже завода, где производились взрывчатые вещества, а затем через систему пересыльных фильтрационных пунктов в ноябре 1945г доставлен на рудник им.С.М.Кирова в Мурманской области, где был зачислен дежурным слесарем по водопроводу и воздухопроводу. В 1946-1947 учебном году обучался в Кировском горно-химическом техникуме, а в 1947-1952гг — в Днепропетровском горном институте им.С.Артема, после окончания которого с 1953 по 1962гг в качестве горного инженера-геолога работал в геологоразведочных предприятиях Министерства промстройматериалов СССР и Министерства геологии СССР, а с 1965г после прохождения аспирантуры при Московском геологоразведочном институте – в качестве научного работника научно-исследовательских институтов Министерства геологии СССР и Государственного комитета по геологии и использованию недр Украины. Награжден правительственными наградами, имею почетные звания «Отличник разведки недр Мингео СССР», «Почетный разведчик недр Украины», Лауреат премии ВДНХ СССР и Лауреат государственной премии Автономной Республики Крым, Член-корреспондент Крымской академии наук.
Война 1941-1945 годов принесла человечеству много горя и несчастья, поэтому нынешнему и будущим поколениям людей надо организовать жизнь без войн. Для этого есть все необходимое: прекрасная планета Земля, Солнце и человеческий разум.