Шевченко Анна Филаретовна

Для того чтобы описать мое хождение по мукам, наверное, двух листов не хватит. Каждого человека, кто там побывал, это целая закрытая книга.
Жили в то время в г. Кременчуг Полтавской обл. Это была семья из 4-х человек, мой папа, мама, я и моя сестричка. Началась война, папу забрали на фронт, а мы с мамой остались на оккупированной территории. Помню тот день, когда мама шла на базар и, конечно, она брала всегда с собой нас, мама хотела что-то продать или же поменять на кусок хлеба. И помню, как кто-то из людей крикнул: «Облава!». Слышу крики и автоматная очередь. Нас всех окружили немцы и полицаи с собаками.
И вот так нас погнали на вокзал. Вагоны уже были наготове. Нас всех загнали в телячьи вагоны, набились как селёдки, ни сесть, ни стоять, такая теснота, те люди, которые послабее, падали, кто кричал, кто плакал. Можно сказать, что мы топтались по тем людям, которые умирали. И так мы ехали до города Перемышль. Это Польша. Кто выдержал, всех погнали в огромные казармы и приказали всем снять одежду. Мы стояли, в чем мать родила. Там у нас брали отпечатки пальцев и заполняли на нас какие-то документы. Отделяли детей от родителей. Но мама сообразила и добавила мне и сестричке годы, мне добавила 2 года и сестричке также. Я 30-го года, а она написала 28 года. Я и моя сестричка, мы были крупные девочки и маме поверили.
После Польши нас снова погнали на вокзал и снова погрузили в вагоны. Попали мы в город Фольклинген. Там нас высадили и выстроили как рабов, отбирали кого куда. Но больше забирали на завод, где выплавляли сталь, завод-ад.
Там было тысячи людей. Пригнали нас в бараки и под колючей проволокой везде стояли вышки. Голодные, холодные, раздетые. Так началась наша страшная жизнь. Подъём — 4 утра авштейн, утром похлёбка из брюквы и по кусочку хлеба из тырсы, потом на работу. Шаг вперёд, шаг назад — расстрел. Начал косить людей дикий туберкулёз. Людей вывозили тачками каждый день на свалку, а там сжигали. У мамы была открытая форма туберкулёза. Мы с сестрой, как могли, поддерживали маму. В 1943 году я потеряла на этом проклятом заводе ногу, я попала в мотор. Ногу ампутировали. Начались сильные бомбёжки, бомбили американцы. Это был кромешный ад.
В 1944 году нас освободили, и мы вернулись домой. Но дома нас тоже ожидал этап. Мы вынуждены были уехать в г. Александрия, там никто не знал, что мы были в Германии. До 90-х годов никто не знал, где я потеряла ногу. Я всё время скрывала. В 1994 году я поехала в г. Кременчуг и я нашла свидетелей через спилку невольников, там мне дали адреса тех людей, которые вместе с нами работали на этом заводе, они помнили маму с двумя девочками и свидетели подтвердили.