Трофименко (Бондаренко) Ольга Александровна

Родилась 18 января 1925 года в селе Почино-Софиевка Днепропетровской области. В июне 1941 г., успешно окончив 9 классов школы в с. Поливановка (4 км от родного села), переведена была в 10 класс, и вдруг… началась война.
22 ноября 1942 г. поспешно собрали нас, 15 девчат, и ночью на санях отправили нас на станцию Нижнеднепровск, погрузили в товарный вагон, устланный соломой, и отправили в… неизвестность. Да, правда, в нашем Магдалиновском районе спешно прошли медпроверки на разного вида сыпь, педикулез и пр. наружное. В пути нас никто не кормил, не поил – питались домашними запасами, раз в сутки открывали вагон и выгоняли нас справлять нужду. В первых числах декабря нас привезли в город Грац (Австрия), после проверки, прожарки наших вещей нас забрал некий господин герр-шеф Иоган Криекгоф, владелец деревообрабатывающей фабрики, в пос.Пишельдорф (округ гор.Клагенфурт). 10 декабря 1943 г. нас привезли туда и поместили в бойлерную от местной котельни, где уже были двухярусные нары, стол и две скамейки. Там мы проживали до лета, пока не построили бараки, затем нас переселили в барак.
На фабрике уже работали девушки из Ростова-на-Дону, Полтавщины, Житомирщины, Кировоградщины и один барак был для ребят с этих же областей. Работали с 8 часов утра до 8 вечера с перерывом на обед – час. За обедом ходили на кухню к фрау Линде, с котелками металлическими с двумя висячими ручками. «Кормили» три раза в день: утром горький кофе и маленький кусочек хлеба (вес я не могу определить), обед — какая-то баланда из мерзлой брюквы и зеленого шпината, какая-то тянучая жидкость, хлеба в обед не давали, а вечером то, что от обеда осталось, или кофе опять и такой же кусочек хлеба (если его можно назвать хлебом). Основная работа на фабрике: распиловка и сушка досок, потом распиловка их на маленькие узенькие палки, из которых делали и кубики, и треугольники, и квадраты — детские конструкторы. Делали еще детские игрушки: Ваньки-встаньки, детские качающиеся лошадки и прочую мелочь. Жили в бараках, спали на двухэтажных нарах, на матрацах набитая стружкой мешковина, такая же подушка и два черных мохнатых одеяла. Ходили в деревянных шугах (не знаю, как перевести на русский язык), платья х/б цвета хаки и костюмы: юбка и длинный жакет под пояс, цвет – серо-зеленый, все это украшено знаком ОСТ на груди и на рукаве. Жило нас в бараках по 30 человек – весело было: тот спать хочет, тот плачет, тот пишет, те ругаются и т.д., а утром на работу. Воскресенье – выходной. Ходили высоко-высоко в Альпы в церковь, хотя она и католическая, но священники с нами обращались хорошо и говорили, что они тоже молятся за наше возвращение на Родину.
О том, что делалось у нас на Родине, мы ничего не знали, не было никакой информации. И вдруг что-то изменилось и нас, 20 человек (в т.ч. и я), отправляют в г. Клагенфурт…? Поместили нас в бараках, и от таких же, как мы ОСТ узнаем, что это какой-то загадочный завод, потому что часто наведываются самолеты-разведчики. Не успели мы приступить к работе, как налетела уйма самолетов (небо черное было) и разбомбили завод. Предупредил нас сигнал «Алярм, алярм, т.е. тревога, а может быть, воздушная тревога). Я немецкий, что знала со школы, больше ничему так и не научилась – неинтересно было, да и незачем. По дороге в бункер кого насмерть, кого ранило, в т.ч. и меня. После этого нас группами повывозили в разные места по селам и городам. Я попала в поселок или село Пойтшак, где у бауэра немцы отобрали большое складское помещение, и там мы, сидя, делали какие-то детали, натягивая на них матерчатые ленты. Что это – тайна. И вскоре убрали с работы хромого повара-итальянца и всех итальянцев, что работали рядом. Мы поняли, что-то не так. Тем временем фронт приближался, немцы свирепели, придираясь к нам без причин.
Однажды в воскресенье (выходной) мы собрались, четыре девченки-землячки, и поехали в город Клагенфурт (совсем близко) посмотреть озеро в центре города, где плавают лебеди. Любовались этой красотой и не заметили, как нас оцепила полиция, и арестовали, посадив в тюрьму. Требования к нам: почему без знака ОСТ, и объявили или предъявили связь с партизанами. Посадили нас в разные камеры, допрашивали, били, добивались признания. Первые сутки не кормили и не поили, а потом давали воду и баланду. Нас никто не разыскивал, а потом, когда через некоторое время привели переводчика (наш русский парень), связались с работой, вернее с руководством, приехали с места работы и нас освободили. (В лагере посмеивались, мол «партизанки».) Дни тянулись долго в печали и скорби. И однажды, 24 апреля 1945 года утром поплелись в столовую – закрыто, глухо, пусто, на рабочие места — закрыто, немо, пусто. Немцы бежали, оставив нас без средств существования. И началась наша жизнь в поисках еды, кто куда. Ходили в горы к бауэрам побираться, они, надо правду сказать, были к нам снисходительны, не отказывали, давали с собой и кормили. Но нас было много – всех не накормишь. Копали в лесу, в горах разные коренья, лук лесной и всякие травы. В горных ручьях ловили юбками рыбки маленькие. Так выживали. Вообще-то австрийский народ к нам относился доброжелательно на протяжении всего пребывания на их земле.
И вдруг 9 мая 1945 года на территорию лагеря заехали большущие машины с кухней. Это были американские солдаты, накормили нас и сообщили, что война закончилась. Через пару дней нас вывезли в Советскую зону. Там пошли проверки, допросы, медицинское обследование, скитание по лагерям, затем отправка домой, опять товарными вагонами. И так мы попали домой в конце августа 1945 г. Здесь нас приняли как врагов народа и пошло-поехало, спасайся, кто как может. Биография испорчена, знак ОСТ долго стоял в горле вышестоящих, да еще и отец был у немцев в плену, правда, брат (ныне покойный) 1919 г.р., кадровик КА приехал, забрал меня в Россию, в г.Горький, где я избавилась от преследований. Однако, вернувшись в г.Днепропетровск, где работала на Днепропетровском автозаводе, с переходом завода на номерной – меня уволили за 24 часа. Потом замужество (муж был инженер, ныне покойный), рождение сына, дочки, трое внуков, двое правнуков, да и мне уж 83-й год. Живу с дочерью и внуком, сын помогает материально, на пенсию ведь не проживешь. Что стоит оплатить квартиру, да плюс лекарства, да две операции перенесла, но еще жива пока.
Вот и вся моя жизнь прошла, бедное детство сельское, не видела юности (прошла в неволе), преследование, отчуждение, недоверие – так и прожила 82 года. Когда кончатся мои муки – не знаю, но пока Господь Бог держит меня на свете – значит, я ему угодна.
Пока все. С уважением ко всем, кто интересуется нашей жизнью О.А.Трофименко.
Высылаю фотографии, сделанные в с.Пишельдорф мастером-югославцем, фамилия и имя его Пауль Смук, вот наши девушки-односельчанки: Лихацкая Мария, 1925 г. – покойная; Салова Нюра, 1925 г. – покойная; Радченко Настя, 1916 г. – покойная; Титова Поля, 1926 г. – покойная; Гетманец Вера Кузьминична, 1925 г. – покойная; Окунь Тася, 1923 г. – жива; Чубенко Соня, 1924 г. – покойная; Гетманец Вера Платоновна, 1922 г. – жива; Ворона Люба, 1925 г. – не известно ничего; Сыч Вера, 1925 г. – жива; Сорокова Женя, 1921 г. – покойная; Наумова Таня, 1919 г. – жива; Сорокова Клава, 1921 г. – покойная; Мирошниченко Нина, 1921 г. – покойная; Бондаренко Ольга, 1925 г. – пока жива еще (это я).