,

Ткаченко Мария Емельяновна

Родилась 13 октября 1924 года в хуторе Долинка Гуляй-Польского района Запорожской области, а 10 декабря 1942 года была вывезена в Германию и сразу попала на работу в Кельн, на фабрику. Скорее всего, это был завод, т.к. изготовляли мы какие-то детали к снарядам. Нас охраняли эссесовцы, со мной рядом работали 4 девушки: Бассараб Галина Ивановна из Сум, ей было 17 лет, ее сестра Екатерина, Семиклит Елена, Шкуратова Зема. Еще была Татьяна. Эти девушки ехали со мной в крытом товарном вагоне под усиленной охраной через Перемышль, Любец. Нас остригли наголо, очень плохо нас кормили. Когда нас забирали, в печи был хлеб, но его у нас отобрали, а остальные продукты велели выбросить. Сами немцы не ели – думали, что их отравят. В вагонах была духота. Нечистоты выбрасывали в окошечко.
Те девушки, что не заболели в дороге – их сразу отправили в карантин и на «забор» крови. Истощенных детей сразу же расстреливали. Остальных отправили к бауэру.
Нашим хозяином стал немец Кристиан Фоссель. Свирепый, злой. Моя работа заключалась в том, чтоб пробивать дырку в патроне, а Зема и Бассараб на токарных станках точили снаряды. Кто ростом мал – подставляли ящики; кто падал от усталости – привязывали к станку. Били плеткой так, что рассекали одежду и кожу под ней.
После завода нас везли на ферму и там мы еще и за телятами убирали. И снова побои за самую малую провинность. И не дай Бог плакать, забьют плеткой или выстригут на голове крест. Было много собак, и они ели лучше нас. У хозяина работал дедок-контролер. Нам каждую неделю выплачивали марки, и на эти деньги дед покупал нам еду.
Помню, у Гали Бассараб была длинная коса, накрутило эту косу на барабан станка и сорвало всю кожу с косой с головы, а нам выстригли всем кресты на головах и повесили бирки с надписью: «Воля – неволя».
Спали в деревянных бараках. Из окон был виден забор и колючая проволока. А дальше – корпуса заводов из кирпича. И везде наши пленные под охраной. Нас убивали, не разбираясь, виновен, или нет. Часто бомбили, и тогда горели бараки. Страшны были люфт-снаряды. Если бежали – охранники травили нас собаками, которые рвали мясо, грызли до костей.
Работали по 12 часов. И если присел, сразу: «Варун фин зельцен!» — долго сидишь. И, как правило, удар палкой. Обувь была с деревянными подошвами, а верх – брезентовая тряпка. И когда бежал строй на работу (бегом!), гул стоял, как от тысяч молотов. По выходным дням нас отпускали в поле. Мы выкапывали корни трав, ели с землей и мечтали о доме. Вечером в выходной давали суп из отходов капусты, брюквы. В супе часто плавали черви. И хлеба 200 гр. на весь день из опилок.
Освободили нас американцы. Отвезли нас в город Фозель. Были проверки на границе Белоруссии. Офицеры из НКВД нас запугивали, специально задавали разные провокационные вопросы.
После войны жила с родителями и работала на ферме. В голодовку еле выжила. В 1947 г. родилась дочь. Но меня и таких как я гоняли на строительство Запорожской плотины. И снова ужасные условия труда, как в немецкой неволе. Поселяли в бараке по 16 человек в одну комнату. Весь день по пояс в воде. Вечером – 20 км пешком до села. Приду – ребенок от голода синий и охрипший от крика. Родители – пухлые, помочь нечем. После стройки Закорожской ЭС работала в колхозе. От тяжелой работы в 1979 г. лопнул пищевод. Инвалид. С мужем познакомилась в Германии, с русским солдатом. Сейчас живу с дочерью. Пенсионерка, одинокая, вдова. Первого мужа убили на войне, а второй муж был шахтер, умер от запыления легких.
Со слов Ткаченко записала Воловод В.С.