Максименко Ольга Васильевна

Родилась в городе Днепропетровске 07.06.1925 г. в семье рабочего, украинка. Отец Зинкеев Василий Степанович, мама (домохозяйка) Зинкеева Анна Евсяевна, сестра Зинкеева Мария Васильевна, 1923 г., школьница. 21 июня 1941 г. поехала в райотдел милиции получать паспорт. Мне тогда исполнилось 16 лет. 21.06.1941 объявили войну с фашистами, был налет на наш город, очень большое количество самолетов сразу бомбило железнодорожный вокзал, он горел. Я скорей добралась домой. Началась эвакуация жителей, не все успели выехать, в том числе и мы, отец у нас в то время был парализованный.
В 1941 году вступили немецкие войска в город. Немцы организовали «Биржу труда», которая находилась возле Лечкомиссии, по радио объявляли, чтобы дети приходили регистрироваться для отправки в Германию. Мы с сестрой прятались, отец нас отвез в село к тете, где мы находились два месяца, затем вернулись домой. Делали себе уколы в ягодицу из керосина, шла опухоль на ноги, мы являлись на Биржу. Осмотр проводили немецкие врачи, нас отправляли домой. У меня первой сошла опухоль, но трудно было стоять на ногах. У нас до войны был почтальон, он всех детей нашей улицы знал. Однажды пришел и отцу сказал, что уже дети с вашей улицы уехали, а ваши двое дома. Отец ответил, что мы болеем, почтальон сказал, что доложит в Гестапо. Сестра кипятком облила руку, получился большой ожог, и когда почтальон привел жандармов, они арестовали меня и отца, посадили в машину и отвезли в тюрьму на ул.Чичерина, посадили в камеру, очень большую. Там уже находились дети, не было кровати, была настелена солома, нас было 20 человек. Клопов было достаточно, не давали уснуть, мы сидели, собирали в банку. Утром был подъем в 7.00, вели нас на работу, убирать камеры заключенных, которые находились в одиночке и по 2 человека, по 5 человек и по 10 человек. Мы мыли окна, полы, за нами ходили жандармы, потом убирали двор, работы хватало, кормили два раза в день. Маленький кусочек хлеба, суп из брюквы без картошки. В туалет водили под конвоем жандармы с автоматами, туалет тоже убирали, кто не слушался, могли калом намазать лицо. Отец мой находился вместе со мной, но его не гоняли на работу, он уже был стар и парализован.

Так продолжалось два с половиной месяца, когда началась отправка в Германию, жандармы привезли сестру, а отца отпустили. Началось самое страшное, нас всех выстроили, окружили нас жандармы в касках с кокардами на цепи на шее, с автоматами, с овчарками-собаками, открыли ворота и нас начали выводить. Родители уже стояли, началась неразбериха, родители к нам, а мы к родителям, началась стрельба, собаки рвались к нам. Такой толпе жандармы не могли ничего сделать, все родители смешались с детьми, так нас под автоматами и собаками и вели на железнодорожный вокзал. Собаки с оскаленными зубами, жандармы с автоматами, страшно было смотреть, стоял такой крик, такого ужаса нельзя забыть даже через 62 года, ведь мы были детьми. Охрана была очень сильная, на вокзале уже стояли товарные вагоны, нас погрузили по 50 человек, была настелена солома, одна доска была оторвана для туалета, все у немцев было спланировано, организовано. Нигде нельзя было выходить, посадили два жандарма возле открытых дверей, побег нельзя было сделать, а в мыслях было. Очень страшно было, самое главное – разлука с родителями.
Так мы доехали до Кракова – Польша, там нас с вагонов выводили принять душ, осмотрел врач, все это под сильной охраной жандармов, обследовали немецкие врачи-военные, был переводчик. Если кто-то жаловался на здоровье, их сразу отправляли в лагерь больных в городе Кракове, мы больше их не видели. Нас везли дальше в Германию, снова погрузили в товарные вагоны. Мы ничего не видели, т.к. вагон был закрыт и без окон. Привезли на станцию Шпеллен – Германия, снова нас высадили, прошли баню, дезинфекцию, врачи немецкие. Построили всех в колонну, очень сильная была охрана с собаками, с автоматами, шли пешком 8 км в город Везель – Фридрихсфельд, снова в лагерь. Там уже были бараки 30 штук, в них были кровати деревянные с матрацами, набитыми соломой, но без постели. Нас разместили, кровати были двухярусные, нас привезли более 5-ти тысяч человек. Документы на всех были готовы.
На следующий день собрались начальники лагеря, начали приезжать фабриканты больших фабрик и заводов, бауэры, хозяйки готелей и начался отбор детей. Выстроили нас всех и каждого осматривали, чтобы были здоровыми, с сильными мускулами, смотрели хозяйки даже зубы, волосы, чтобы не было вшей, мы только продезинфицированные все были чистыми, всем нам большинству было по 16-17 лет. Увозили из лагеря на работу по всей Германии. Нас, из города Днепропетровска, отобрали 7 человек: моя сестра Мария Зинкеева, 1923 г.р., я, Ольга Зинкеева, 1925 г.р., Маргарита Фарафонова, 1925 г.р., Наталья Кормильцева, 1924 г.р., ее сестра Валентина Кормильцева, 1923 г.р., Аня Андреева, Лидия Лазаревич, 1923 г.р. Оставили нас при лагере работать, было у нас две комнатки маленькие, кровати деревянные двухярусные, дали нам постельное белье. Было большое помещение – кухня, было 15 котлов по 500 литров, мы, такие хрупкие, совсем дети, должны готовить кушать на все 5 тысяч человек, прибывших другими эшелонами. У нас был подъем в 2 часа ночи, до 10 вечера надо было стоять возле горящих котлов, мешать, чтобы не пригорело. Когда было готово, на утро, звали всех с бараков кормить, давали утром чай, булка хлеба квадратная на 4 человек, 10 гр. маргарина каждому и чай без сахара, на обед суп из брюквы без картошки, без мяса. Приглашали из приезжих чистить брюкву, они нам помогали. Кастрюльки были с одной ручкой и хлеб, булка хлеба на четырех человек, после еды нужно все кастрюльки перемыть, котлы вымыть, они такие горячие, приготовить на следующий день, времени было очень мало, отдыхать некогда было.

Рядом с нашим лагерем был лагерь туберкулезных больных. Когда весь транспорт, который приехал, всех разобрали, тогда мы остаемся сами, нужно было для них готовить, там было 15 бараков, кто мог ходить, приходили брать еду на кухню, мы выдавали через окно. Которые не ходили, мы носили в кастрюлях в лагерь туберкулезных больных. Нам приходилось у них убирать, стирать белье, мыть окна. Были вышки, лагерь охраняли жандармы с автоматами, лагерь наш и ихний охранялись с вышки, лагерь был обнесен высоким забором, а сверху колючая проволока. Во дворе тоже была охрана и ночью, и днем.
Столько прошло через наш лагерь остарбайтеров. За высоким забором находилась тюрьма небольшая, всего 6 камер было, по 4 человека, охраняли заключенных – сербы. Мы воровали хлеб, передавали заключенным, сербы нам очень помогали. Мы находились недалеко от Голландии, протекал канал от лагеря. Железнодорожный вокзал недалеко, но выходить не было возможности, только работать. Повар был старый немец Макс, начальник кухни был Вильям, переводчица Эльза, она была неплохим человеком. Если мы плохо постирали белье, нас наказывали плетью, наказывали за то, что мы передавали еду больным, немцы два, а то три дня не давали кушать, могли посадить в тюрьму. Тогда кто остается, передаем еду через сербов, они передавали. У каждой нации есть плохие и хорошие люди.
Прибыл транспорт, 6 тысяч человек. Завезли сыпной тиф, очень много заболело людей, многие умирали, завезли тиф из России. У нас был врач русский с женой, они всем помогали, лечили и сами заболели, оба умерли. С наших девчат заболела Лидия Лазаревич. В транспорте была медсестра с Украины, у нее были лекарства, она ее вылечила, тайком делала, чтобы немцы не узнали.
Ходили в деревянной обуви, через подъем ноги был поясок, чтобы не спадали, очень натирали ноги, даже эти гольдшуе протирались, потому что все время в воде, был цементный пол. Когда у нас в лагере не было транспорта, мы убирали все бараки — 28 штук, мыли окна, двери, полы, работы очень много, не имея отдыха, с ночи до ночи работали. Один немец имел кафе за нашим забором, с руководством лагеря договаривался, чтобы нас по очереди приводили под охраной убирать кафе, но он был хороший человек, его звали Вимере, он нас кормил и с собой давал.
Так мы старались как-то выживать, особенно когда завезли тиф, очень много умерло, их вкладывали в дубовые коричневые гробы, они на винтах закручивались, складывали в конце лагеря под забором, ночью вывозили, чтоб жители, живущие рядом с лагерем, не видели. Несколько раз меня и мою сестру Марию Зинкееву отправляли в город Эссен работать глубоко под землей, убирали бункеры, были сильные бомбежки американской армии, бомбили ужасно, страшно, затем нас привозили обратно в лагерь. Привозили остарбайтеров из Болгарии, Польши, Латвии, Эстонии, России. Работа у нас была разная, в основном непосильная. Когда работали в лагере туберкулезных больных, мы передавали еду, нас выдала наша землячка Валентина Кормильцева, она обслуживала руководство нашего лагеря, была подхалимка. Руководство лагеря решило нас разлучить с сестрой в наказание, нас вывели из барака, мы обнялись вдвоем, жандармы не могли разнять, начали растягивать, жандарм ударил в лицо, он мне вывернул правую руку за голову, я закричала от боли, вырвал сестру Марию, крик стоял на весь лагерь. Как раз в лагере были вновь прибывшие, все плакали, сочувствовали нам. Мою сестру в тот же день отправили в г.Динслакен, жандарм ее увез. Определили в лагерь, работала она на фабрике.
Я ночью наворовала еды, перелезла через забор, поехала электричкой, нашла этот лагерь, он был недалеко от железнодорожного вокзала, вошла в лагерь, меня не заметили, мы встретились, обнялись, расплакались. Началась бомбежка американскими самолетами, весь барак вывели в бункер, я осталась в бараке, залезла на второй этаж кровати, легла под матрац, он был набит соломой, было трудно дышать. Все удивились, как я прошла к сестре. Когда закончилась бомбежка, мне нужно уезжать, чтобы меня не заметили. Я разделась, сняла одежду и полезла под проволокой через три слоя колючей проволоки. Светила очень яркая луна, было очень светло, когда вылезла, оделась и пошла на железнодорожный вокзал. Очень боялась, чтобы меня не узнали, только дошла до вокзала, снова начался налет американскими самолетами, всех заставили вернуться в бункер у самого вокзала, я тоже спустилась, уже с немцами, рисковала очень. Я села в электричку, поехала в свой лагерь, благополучно добралась в 2 часа ночи, нужно было идти на работу.
На следующий день жандарм, которого я ударила, решил меня посадить за хулиганство в тюрьму, которая была за нашим забором, он меня оставил, там уже были заключенные, находились 2 месяца. У меня был дневник, пришлось его съесть. Мои девушки остались в лагере, старались через сербов передавать нам еду. Узнали жандармы, решили меня перевезти в другую тюрьму на станцию Шпеллен. Немцы уже знали, что я агрессивная, меня там допрашивали, спросили, комсомолка, я ответила, что да, они били меня, хотели, чтобы я сказала, что я большевичка. Камера была на одного человека, кровать была из цемента, матраца не было, не говоря о подушке, на стенах столько было написано фамилий, кто там побывал, из какого города. Я свою фамилию тоже написала. Есть давали чай несладкий и кусочек хлеба. После того, что я отсидела две недели, перевезли в город Оберхаузен в тюрьму. Она была многоэтажная, я находилась на первом этаже, кровать была цементная, нас находилось восемь человек, днем сидели, спали по очереди, параша тоже стояла в углу, кормили два раза в день — суп из брюквы без картошки, кусочек хлеба. Находилась в тюрьме 2,5 месяца.
Потом нас всех отвезли в лагерь остарбайтеров, там находилось 28 бараков. Оттуда нас под конвоем жандармов с автоматами водили на работу на завод «Фрих Крупп», там изготавливали военную технику. Мы убирали в цехах, бомбили ужасно, не давали передышки. Город Эссен снесли камень на камень. Вечером отправляли снова в лагерь. Вечером был сильный налет американских самолетов, мы, в чем стояли, выскочили во двор, там была сделана щель, в которой мы прятались от бомбежки. Был налет прямо на лагерь, горели одновременно все 28 бараков, в щели загорелись двери, мы все выскакивали, начали бежать, куда — сами не знали, бомбежка, снова налетели, мы бежали в город. Бежали, перепрыгивали через зажигательные бомбы, ее видно, как она летит, сиганешь под дерево, она пролетит, мы бежим дальше. Брошенные дома немецких жителей, могли переждать до утра, стоял ужасный дым, горело все вокруг, пламя охватило весь наш лагерь. Я сбежала с одной девушкой, и поехали в Тюрингию, там не бомбили, оставили город Ессен горящим в огне, дома были разрушены, переходили через неразорванные фугасные бомбы, было очень страшно, но эту бомбу нужно было обойти. Нас уже никто не охранял.

В Тюрингии работала на лесопильном заводе, носили тяжелые доски для распиливания, очень тяжелая работа была, непосильная для такого возраста, нам было по 17 лет, от города было далеко. Там были построены замки, впервые увидела замок, высокий замок, обнесенный большим рвом, залитым водой, его охраняли немцы.
Мы с подругой сбежали из завода, нанялись в частный дом, хозяйка была очень жестокая. Плохо очень относилась, работы давала очень много, ужас. На нас напали вши, что нам делать? Когда мы убирали в доме их постели, которыми они укрывались вместо одеял, мы приходили в спальню, начесывали вшей им в постель и закрывали перинами. Хозяйка не догадывалась, что это от нас, мы тогда стирали, дезинфицировали. Мы решили сбежать, взяли себе одежду, переоделись в лесу. Конечно, если бы она догадалась, то ошпарила бы нам головы, хотя мы у нее жили в подвале.
Я хотела поехать найти сестру, — не получилось, нас поймали жандармы, через полицию нас определили к одному фашисту, он носил на рукаве фашистский знак, ходил в черном пиджаке. Он имел у себя лошадей, подсобное хозяйство, за которым смотрели француз Роберт, поляк Йозеф, были два шофера, его возили на работу. Женщины работали на кухне, я работала у него в доме: убирала, дом был двухэтажный, стирала, кушать готовила для обслуживающих, нас было у хозяина 12 человек. Когда я убирала в доме, включала телевизор или приемник, слушала, как продвигаются войска освободителя, это уже был 1943 год, потом втихомолку рассказывала всем рабам, всем говорила, что скоро наша каторга закончится. Так продолжалось целый месяц, пока хозяин меня не застал возле приемника. Он рассердился, побил меня, я пряталась, где висели наши вещи в подвале, он меня вытаскивал и продолжал бить, я была вся в синяках. Когда был налет на город, то хозяин добился, чтобы нас пускали в бункер. Мы бегали в бункер, но только скраешку, а там были немцы. Меня закрывал в доме, от бомбежки весь дом содрогался. Зажигательные бомбы падали у этого фашиста во дворе, дом уцелел, после отбоя все возвращались из бункера, меня закрывал в комнате под замок, так продолжалось три месяца, потом американцы все сильнее и сильнее бомбили, не жалели бомб, как летели самолеты, не было видно неба. Мы с подругой в одну из бомбежек сбежали, все ушли в бункер и хозяин тоже, мы спрятались в доме, во время бомбежки сбежали, шли через лес ночью, а днем отсиживались. Потом снова шли долго, есть нечего было, но все равно шли дальше.
Нас поймали жандармы, отвезли в полицию, там сняли отпечатки пальцев. В полиции была заявка в одну семью, там хозяин был комиссован по ранению из армии. Мать была старушка, очень подвижная старушка, работала наравне, была жена хозяина парализованная, у них было трое детей: Кристел, Гизелла, Вальтраут. Я у них убирала, стирала, мыла плиту. Дом был маленький, двухэтажный, я содержала чистоту в доме, спала на втором этаже. Когда был налет на город, сирену давали два раза, я стучала в потолок на первый этаж, чтобы все одевались, и мы с Кристель – старшая дочь, брали младших в коляске и быстро бежали в бункер, родители шли вдвоем, в бункере было 138 ступенек. Когда давали отбой, все выходили, на улицах было много убытих и раненых. Большие глыбы земли засыпали все дорожки, вот мы с бабушкой начинали убирать возле своего дома, мыли дорожки, убирали. Так продолжалось до 1945 года.
25 мая вступили американские войска, вели этих жандармов с поднятыми руками. Мы посмотрели на них, пришли в дом, начали готовить еду. Я питалась со всей семьей, вначале прочитают молитву, а потом кушать, после еды мытье посуды и все нужно было убирать. Была у них корова, нужно было убирать в хлеве, там были стены кафельные, мы с бабушкой вместе все делали.
Затем американские войска организовали сбор всех остарбайтеров в лагерь для отправки на Родину, в первую очередь свезли военнопленых, а потом всех нас, было объявлено прийти в лагерь на сборный пункт. Военнопленные вместе с американцами вели себя ужасно плохо, насиловали девчат прямо на площади. Я еще долго не шла в лагерь, затем приближалась отправка, я пришла в лагерь, меня поместили в комнату, там было шесть человек с разных городов и сел Украины. Одна была Мария Комарова 1924 г.р. из Днепропетровска, мы с ней подружились, завесили окна одеялами, во двор не выходили. Потом через неделю всех выстроили во дворе, мужчин отдельно, женщин отдельно, посадили в электричку, довезли до Эльбы, река разделяла английские войска и советские войска, там был очень широкий мост, который соединял г.Магдебург. Там были советские войска. Посреди моста стояли шотландцы в гофрированных юбках и гольфах, это были пограничники, передавали нас советским войскам, Перешли мост, вошли в город Магдебург, там были больше дома, нас разместили в большие комнаты, были кровати двухэтажные, дали белье. Я болела, у меня чесалось все тело, были чири на виске, на руках, были перевязаны руки. Меня определили в госпиталь, все тело смазывали черной мазью, чири все больше, больше высыпали. Я пролечилась целый месяц, чири оставались на руках, на лице. Пока находилась в госпитале, нас проверяли, где были, где работали? Мы находились там до сентября месяца 1945 года, прошли фильтрацию, потом нас отправили на Родину.
Я приехала домой 20 сентября 1945 года, было перевязано лицо, и правая рука тоже подвязана. О сестре ничего не знали, где она была. Родители нас очень ждали, соседские дети приезжали, а нас не было. Отец очень был болен, но надежды не теряя, что с нами встретится. 23 сентября 1945 года приехала сестра, а 25 сентября 1945 года ушел из жизни дорогой нам человек, наш отец. Он три года ждал нас. Остались мы с мамой. Нас взяли на учет в милиции. Затем нужно было учиться или работать, не было средств на существование. Нас руководство города не признавали, презирали, что мы изменники Родины, ну какие мы изменники? Ведь когда я вернулась, мне было неполных 20 лет, кто мы такие? Работы нет, учиться тоже не принимали, и только в декабре 1945 года по большому знакомству устроилась на работу ученицей счетовода на Облбазу Сельхозснаба. Я начала работать. Хорошие люди поверили мне.

Затем перешла работать на другую работу в 1960 г. – в Облдорстройуправление промстройматериалов при Облисполкоме, его быстро расформировали, по переводу в 1962 г. зачислена на должность старшего бухгалтера в ДСУ № 2 «Укрдорстрой». В 1968 г. была назначена заместителем главного бухгалтера Дорожно-строительного управления № 2 «Укрдорстрой». По рекомендации главного бухгалтера Министерства автомобильных и шосейных дорог в 1968 г. поступила на заочное отделение Финансово-экономического института, успешно окончила.
В 1977 году по переводу перешла снова главным бухгалтером Министерства автомобильных и шоссейных дорог в Областное управление пассажирского автотранспорта, работала в автопредприятии № 31235, доработала главным бухгалтером, оформила пенсию, еще продолжала работать до 1989 года, ушла на заслуженный отдых.
Вот только так нас признавали, только своим трудом можно было выйти в люди. В настоящее время являюсь инвалидом ІІ группы общего заболевания, продолжаю вести общественную работу, являюсь заместителем УСУЖН Жовтневого района г.Днепропетровска, выполняю порученную мне работу. Другая у меня работа — являюсь Председателем квартального комитета № 3 при Жовтневом Райисполкоме, работа очень сложная, приходится обслуживать жителей поселка, где находится 13 улиц, до двух тысяч человек. Вот такая у меня работа, тем более не оплачиваемая, очень трудно, но люди меня уважают, из молодых людей никто бесплатно работать не хочет, но мы такой закалки, столько пришлось выстрадать, работаю – это моя жизнь. Работа, конечно, неблагодарная, люди разные, приходится терпеть.
У меня есть дочь Галина Викторовна, имеет высшее образование, у нее своя семья, они меня не забывают, помогают. Есть зять, внук и правнучка. Но я живу одна, был муж, но он ушел из жизни 17 лет тому назад. Воевал, имел большие награды, ордена и медали.
Хочу вам передать фотографии наших девочек, с которыми работали. Одна фотография, как мы только приехали, первый ряд слева на право. Это был 1942 год: Зинкеева Ольга, 1925 г.р., Лида Лазаревич, 1923 г.р., Мария Зинкеева, моя сестра, Наташа Кормильцева, 1924 г.р., Аня Андреева, 1925 г.р., Рита Фарафанова, Валя Кормильцева, сестра Наты Кормильцевой, 1923 г.р. Вторая фотография, когда уже нас одели в халаты, это была рабочая одежда, халаты голубые с остом на груди. Был у нас поляк Йозеф, он работал у нашего вахтера, который стоял на воротах, у него было свободное передвижение, приходил в лагерь, нас сфотографировали, потом проявил пленку, сделал фотографии. Мы тогда могли написать письма и отправляли домой, чтобы родители не волновались, однако письма не доходили, мы себя успокаивали, бежать некуда было. На втором фото: Ольга, Мария, моя сестра, Рита, Аня.