Криворученко Иван Иванович
Я родился 26.09.1926 г. в с. Веприк Гадячского района Полтавской обл. в крестьянской семье. Рано остался без родителей. Отец, 1896 г. рождения, умер в 1932 г., а мать – в 1938 г. Я и брат 1924 г .рождения были определены в колхозный детский дом (патронат) с. Веприк. В мае 1941 р. я окончил 7-й класс и сдал документы для поступления в Крымский техникум агромеханизации, но события 22 июня 1941 г., повернули мою жизнь не так, как хотелось. Наш детский дом не был эвакуирован и при вступлении немцев в село, 10.10.41г. мы (17 чел.) разбрелись кто куда. Осень и зиму я жил у знакомых и дальних родственников до мая 1942 г. В мае в управу с. Веприк (бывший сельсовет) пришла разнарядка для отправки на работу в Германию 30-40 чел. молодежи.
Я, да и другие детдомовцы, как беспризорные, первыми попали в списки для отправки в Германию Как сейчас помню, как полицай Пшеничный сгонял нас в управу. Колоритная фигура, зимнее пальто, босой и с немецкой винтовкой. Всегда пьян. Были у него и помощники, но я их не запомнил. Где-то в средине мая нас, 12 парней и 16 девушек, на подводах увезли в районный центр Гадяч. Поселили в здании школы, где мы находились под охраной дней 7, пока не свезли всех таких, как мы со всего района. В один из майских дней нас этапировали на железнодорожную станцию г.Гадяча, загнали в товарные вагоны, пол которых был устлан соломой, и под звуки духового оркестра, который играл на перроне, двери вагонов с грохотом закрылись, защелкнулись запоры на дверях, и мы отправились в неизвестность. Дня через 2 мы прибыли в Киев. Нас поселили в лагере. 2 пятиэтажных дома огорожены колючей проволокой. Охранниками здесь были молодые украинские парни, которые служили добросовестно немцам. Эти предатели в своем усердии были хуже немцев. Здесь я впервые увидел убитого человека этими холуями. В этом импровизированном лагере мы находились около 7 дней, пока со всей Украины свезли таких, как мы, и набрался эшелон из 12 железнодорожных вагонов. В последние майские дни эшелон отправился на запад. Первая остановка в Здолбуново, где нам дали суп из проса. Да, не из пшена, а из проса, которое не разваривается. Конечно, его никто не ел, так как были домашние запасы.
Вторая остановка во Львове. Что мне запомнилось, это трупы советских солдат, военнопленных, которых на подъезде к станции г. Львова выбрасывали из вагонов на обочину. Эшелон с невольниками был сформирован так, что через 3-4 вагона один вагон занимали немецкие солдаты. Двери вагонов были открыты на обе стороны и в них установлены пулеметы. Как только мы слышали стрельбу, значит кто-то выпрыгнул из вагона на ходу, через окно вверху вагона, зарешеченное проволокой. Во Львове – лагерь из жилых домов и санобработка, баня, дезинфекция.
Со Львова нас пересадили в другой эшелон-товарняк, только европейского образца. Колея железной дороги уже, чем в СССР. От Львова до Праги стрельбы уже не было, чужая страна, бежать некуда. К перрону в Праге подъехали ранним июльским утром. Перед каждым вагоном стоял 50 л. термос с супом (суп состоял из красной свеклы, порезанной кубиками), и 1 буханки хлеба на 3 человека.
Из Праги без остановки проехали до г. Ульма. Здесь нас встретил большой распределительный лагерь, где уже было много рабов с востока, из СССР. Стандартные новенькие бараки, двухэтажные нары. Здесь впервые попробовал суп из брюквы, которым потом кормили все 3 года.
В один из дней нас выстроили на плацу и вручили фанерные дощечки с веревочкой. На дощечке был написан номер. Веревочкой я обязан был через петлю пиджака или рубахи привязать эту бирку.
Теперь уже у меня не было ни фамилии, ни имени, а был № 73897. Это мой лагерный номер. На этом плацу подходили к нам «покупатели». Тыкали пальцем или палкой в тех, кто им подходит, и уводили о собой. Я не знаю, как получилось, но мы из одного села 12 человек, попали в один город, в один лагерь и на одно предприятие.
Город Шрамберг, земля Баден-Вюртемберг, часовая фабрика братьев Юнганс, лагерь«Мамергоф». Но сначала нас поселили в 3-х этажном доме, так как лагерь был еще недостроенный. Женщины уже жили в лагере, а для мужчин еще собирали бараки,
Дом, в котором нас поселили, находился в 5 км от места работы, и нам ежедневно, в любую погоду в гольдшучах (деревяшках) приходилось преодолевать расстояние в 10 км. На первом этаже этого дома была комендатура. 2 и 3 этаж занимали мы, 150 рабов.
Весной 1943 г. лагерь был полностью закончен и нас переселили в него. Лагерь находился в 2-х км от фабрики. В лагере было 12 бараков, из них 9 жилых. Были бараки, комендатура, столовая и баня.
На фабрике работали по 12 часов. О питании уже много написано, но я повторюсь. Утром коричневая вода, т. называемое кофе. У кого есть хлеб, тот позавтракает. Обед в 12.00. Суп из брюквы, 1-2 неочищенных картофелины (в зависимости от размера), и кислая капуста. Вечеря — суп из брюквы и хлеб на следующий день — 300 гр. Меня определили работать в «путцерай», это отделение, где мы очищали часовые детали, вырабатываемые на станках-автоматах, от масла и металлической стружки. В небольшой комнатке работало 3 немца, я и мой односельчанин и одноклассник Михаил Рапопорт. Нам с ним очень повезло. Все немцы, которые работали на станках-автоматах, выработанные детали в конце смены приносили нам на очистку и часто отдавали нам оставшиеся от завтраков кусочки хлеба.
К концу 1943 г., я познакомился с замечательным человеком, немцем, католиком Антоном Флангом, который сыграл большую роль в моей дальнейшей жизни в лагере. Он часто помогал мне материально, а потом (к концу 1943 г.) начал выписывать меня к себе на работу. Договаривался с комендантом лагеря Людвигом Риле, и тот выписывал мне пропуск для посещения Антона, где я мог свободно слушать радиопередачи с Москвы.
Это был единственный источник вестей из Родины. Конечно, все эти известия я рассказывал а лагере своим товарищам. В то время я не осознавал, что мне, да и Антону Флангу грозило, если бы об этом узнали власти. Хотя тюрьмы и карцера избежать мне не удалось. За хищение с платформы на железнодорожной станции 2 брюквин. 7 дней карцера за невыдачу соучастников и 21 день тюрьмы за воровство.
Населением лагеря до конца 1943 г. была одна молодежь.
В конце 1943 и в начале 1944 г. в лагерь начали поступать мужчины старшего возраста и даже семьи. По нашим догадкам это были те, кто сотрудничал с немцами и по мере отступления немецких войск они бежали вместе с ними.
Во всем чувствовалось приближение конца войны. Уже в Нормандии высадились войска союзников. Идет к концу 1944 г. Усилились налеты союзнической авиации на центральную часть Германии, которые, буквально через наши головы, с аэродромов Франции, Англии летели и днем, и ночью.
Особенно запомнилась ночь налета 800 бомбардировщиков В-26 (летающая крепость) на Нюрнберг. Все кругом гудело, дрожала земля. Немцы уже не предпринимали никаких мер зашиты. Но войска союзников остановились на линии реки Рейн, а это 100 км от г. Шрамберг.
Закончился 1944 г. Начались распространяться слухи об уничтожении концлагерей и просто лагерей и их обитателей эсэсовцами. Мы были в напряжении. Наступило утро 20 апреля 1945 г., пятница, а нас никто не поднимает на работу. И только разобравшись, что к чему, мы поняли, что ни коменданта,ни охраны в лагере нет, а город Шрамберг без единственного выстрела занят французской 1-й армией. До лагеря от города 2 км., а мы ожидали вступления войск, освобождения, еще 2 дня, т.к. французы перекрыли дорогу между городом и пригородом, где находился лагерь.
22 апреля к нам в лагерь пожаловали 2 танкетки с французскими солдатами-алжирцами.
Французские власти нам предложили коменданта лагеря, но мы избрали одного из своих, Федора Чайковского из Хмельницкой области, который оставался комендантом вплоть до выезда на Родину. Продуктами питания в основном нас снабжал Красный Крест, который находился в Ротвеле.
Между нами были и военнопленные советские офицеры, которые организовали молодежь в батальон и начали обучать нас военным премудростям, так как на Родину выехать было невозможно из-за разбитых железнодорожных магистралей. Но в середине июня мы погрузились в товарные вагоны и двинулись в сторону Востока. Французы передали нас американцам, а американцы отправили наш состав в советскую зону оккупации. Интересно нас встретили. Состав подошел ночью к платформе маленькой станции в лесу. Тишина. Утром двери вагонов с грохотом открылись и в вагон ворвались офицер и два солдата. Поприветствовали нас отборным матом (им ведь внушали, что везут изменников Родины) и приказали всем мужчинам с вещами выйти на перрон. Поступила команда военнопленным сделать шаг вперед, что они и сделали, их под конвоем увели.
Стариков возвратили в вагоны, а молодежь повели в скверик возле станционного домика и приказали стричь друг друга наголо. Подключили к этому делу и своих армейских парикмахеров. Часа через четыре все были голомозые. Поступила команда все лишние вещи бросить (мы нагружены были хорошо), т.к. предстоит пеший переход около 40 км. За это время эшелон с женщинами, детьми и стариками ушел, кто с кем был знаком, расстались навсегда, не попрощавшись.
Выполняя команду, пришлось бросить свои вещи, т.к. действительно, в пути мы находились почти всю ночь. Утром прибыли в военный немецкий городок возле города Хемница, где дислоцировались советские войска. Дня через два, после бани и солдатского супа с кашей, нас автомашинами перевезли в гор. Герлиу, где нас влили в ряды советских войск. Мы стали солдатами.
Пошли дни учебы солдатским премудростям и одновременно прохождение комиссии СМЕРШ.
Все документы у нас были изъяты. Временами нас поднимали по тревоге и проводили (мы так думали) ночные учения. Но оказалось, что по лесам вокруг Герлица еще бродили эсэсовцы, которые пробивались на запад, чтобы сдаться в плен американцам. Вот мы и прочесывали эти перелески. Однажды наскочили на эсэсовскую группу человек 20. Конечно, они все были переодеты в гражданскую одежду, но хорошо вооружены. Завязался бой. С нашей стороны погибло 24 солдата, в том числе и мой односельчанин и одноклассник, Скрипка Николай Иванович. Фашисты были уничтожены все.
Но недолго нам пришлось служить в армии. Наш полк отправляли на Дальний восток, а мы, необученные (балласт) командованию не нужны были. Так как мы были организованы, то нас отправили машинами на одну из станций около Львова, а оттуда эшелоном в гор. Днепропетровск, на восстановление заводов черной металлургии Юга.
1 ноября 1945 г. мы начали трудовую деятельность на восстановлении коксохимического завода им. Калинина в г. Днепропетровске.
За два года завод был частично восстановлен и уже в 1948 г. выдал первый кокс. Я работал на строгальном станке в ремонтно-механическом цехе.
В 1949 г. поступил в Коксохимический техникум на вечернее отделение. Перешел работать слесарем, чтобы было удобно для учебы.
В 1951 г. обзавелся семьей. В 1953 г. родился сын, а в 1961 г. дочь. В 1954 г. окончил техникум и по распределению был направлен на Константиновский коксохимзавод Донецкой обл. в качестве нач. смены химического цеха. После объединения с металлургическим заводом им. Фрунзе, ККХЗ стал цехом завода им. Фрунзе. Я работал в должности нач. смены коксохимического цеха до его закрытия в 1963 г.
В январе 1964 г. я был переведен на Авдеевский коксохимзавод мастером, а потом нач. смены углеподготовительного цеха, где работал до пуска в эксплуатацию углеобогатительной фабрики в 1972 г. В 1972 г. был назначен начальником сушильного отделения, в качестве которого, работал до выхода на пенсию. В 1982 г., выйдя на пенсию, работал еще до 1986 г.
Когда в 1989 г. началось движение за восстановление справедливости по отношению к узникам фашистских лагерей, попросту остарбайтеров, я первым в Авдеевке начал поднимать этот вопрос.
В 1991 году решением Верховной Рады Украины, г. Авдеевке был присвоен статус города областного подчинения и она вышла из Ясиноватского района. При перерегистрации бывших узников в г. Донецке, где перерегистрация проводилась по районам, стал вопрос, к какому району отнести г .Авдеевку. Тогда, в 1994 г.,посоветовавшись с председателем областного совета Гельфидом Е.Г., мы решили создать городскую организацию малолетних узников фашизма в г. Авдеевке.
Меня избрали председателем этой организации. Первоначально в организацию входило 126 человек всех возрастов. В настоящее время членов нашей организации осталось 104 чел. В 1997 г. меня повторно избрали председателем, а 26.09.2001 г. в третий раз.
За свою трудовую деятельность награжден, как правительством СССР, так и правительством Украины 7 юбилейными медалями. Ветеран труда, стаж работы 52 года.
В 1994 г. я написал письмо на имя обербургомистра г. Шрамберга о том, что 3 года был в этом городе в качестве принуд.рабочего. Через месяц получил любезный ответ. Так между нами завязалась переписка, длившаяся почти год. В эту переписку включился молодой человек,который находился в лагере гор.Шрамберга, в лагере «Манергод» и лагере «Спортплац». Переписку с Колъманом мы ведем и по сей день. Ко дню 50-летия окончания ІІ мировой войны, бургомистр г. Шрамберга д-р Герберт О. Цинепс пригласил меня с дочерью посетить их город. Я с удовольствием согласился и с 16.09. по 30.09. 1995 г. мы гостили в этом городе, где прошла моя юность за колючей проволокой. Все затраты город взял на себя. В этом городе я встретился с еще здравствующим, 86-летним Августом Меем, у которого я бывал в 1943 г., с его женой и дочерью, которой в то время было 10 лет. В 1996 г. Август Мей и его супруга Мария умерли. Приобрел я там и новых друзей, которые сейчас мне пишут, а иногда высылают небольшие посылочки.
Посетил и возложил цвети на могилку моего друга того времени, который всячески помогал мне, Антона Фланга. Он немного не дождался нашей встречи и умер в 1992 г.
24 октября 2002 г. на скале, возле бывшего лагеря восточных принудительных рабочих, укреплена памятная доска с соответствующей надписью.
Я, по просьбе историка Кольмана, через городскую газету «Шарувалъд уайтунг» обратился к жителям города, чтобы они поддержали инициативу местных властей об увековечении жертв, которые находились на принудительных работах в гор. Шрамберге. Моя статья напечатана и, как видно, возымела действие. Момент открытия памятной доски запечатлены в 2 газетах, которые Кольман переслал мне. Интенсивная переписка с жителями гор. Шрамберга продолжается, а жизнь тоже.