,

Качаловский Александр Григорьевич

ВСПОМНИМ ПРОШЛОЕ

Не хотелось вспоминать все то, что прошло уже почти пол века назад, как вдруг появилась в районной газете «Зоря» статья «Відгукніться, остарбайтери!». Как бы не было тяжко и больно, а вспомнить все-таки надо, надо рассказать нынешнему молодому поколению, нашим детям и внукам всю правду, как это все было в действительности.
6-го июня 1942 года меня, как и многих других (немногих могу назвать — это мои друзья: Сметана Юрий Тимофеевич, Резниченко Владимир Степанович, Резниченко Григорий Иванович, Филоненко Василий Павлович, Завадский Михаил, Богдан Николай Трофимович, Сухарь Константин Федорович, Медведев Иван Федорович) несовершеннолетних юношей собрали в райцентре на площади. Присутствовал при всей этой церемонии бургомистр района Славьян Максимович (а вот фамилии не помню). Именно он распинался перед нами и перед немецкими хозяевами. Он, сколько было в нем силы, кричал, чтобы слышали все. «Все, — говорит, — власть большевиков уже кончилась, пришла новая власть, честная, справедливая и в то же время гуманная». В гуманности и справедливости той власти мы убедились уже с первых дней.
Увидели, как они расправились с еврейским населением, хотя его в Золочеве было не так уже и много, всего несколько человек. Однако среди них были и маленькие дети, и ни в чем не виновные старики. Всех их вывели на железную дорогу в балку «Нивщик» и там расстреляли. На месте той балки сейчас расположена «Сельхозхимия». Мы видели, как вешали командира партизанского отряда (бывшего работника райкома партии Шевченко Михаила Григорьевича), предварительно продержав его раздетым и босым около 40 минут на 30-градусном морозе. Мы видели, как повесили Мунько Николая (отчество не помню), зацепив его проволокой за шею. Так что мы уже представляли, какими будут наши новые хозяева.
И так нас под конвоем жандармов и полицаев, среди которых был и мой одноклассник Ильченко Иван Прокопьевич, ныне покойный, погнали этапом на станцию Слатино. Там погрузили в товарные вагоны, закрыв их наглухо, и прямо в «новый мир». Не помню точно, какого числа нас привезли и в какой город, на биржу труда. Сюда за нами ехал покупатель, после мы узнали его фамилию — Рихтер. Он был сотрудник той фирмы, куда нас привезли. Название «Альберт Буш». Хозяином этой фирмы был доктор Петер Раух, комендантом нашего лагеря временно был тот же Рихтер, а затем прислали нового коменданта, фамилия его и имя — Фриц Райнгольд. Фамилия у него очень хорошая, в переводе на русский — чистое золото. Носил он желтую форму с черной свастикой на рукаве, офицер. После ранения во Франции его комиссовали.
Ох, как он любил щеголять в своей форме! Зайдет, бывало, в воскресенье к нам в столовую перед тем, как уходить в город погулять: «Смотрите, — говорит, — какой у вас комендант хороший». И действительно, он был «хороший». Утром зайдет делать подъем, ну и попробуй чуть-чуть опоздать, то уже получишь по всем правилам немецкого закона. Вечером после ужина всех гонят в умывальник чистить картошку, брюкву или капусту. Он, как правило, стоит над нами до тех пор, пока закончим частить, чтобы никто не мог своровать картошку или капусту.
Помню, однажды он как-то зашел из умывальника в подвал, в это время один наш заключенный ухватил головку капусты и убежал в туалетную, сел там и начал ее есть. Только комендант вернулся из подвала — сразу же увидел, что нет одного заключенного (фамилия его Анисимов Петр, сам из Донбасса), сразу начал его искать, зашел в туалетную, и застал его за таким занятием. Первым долгом, конечно, дал ему носком под мягкое место, а затем погнал в умывальник, сопровождая подзатыльниками. Закрыв за собой дверь, он начал нам рассказывать, как он застал его за таким занятием. За это время, пока он искал Анисимова, многие из нас успели стащить по головке капусты и спрятать в спальне. Ухитрился и я спрятать одну головку, а когда положились спать, съели с товарищем под одеялом. Хотя нам и доставалось за это очень часто, все равно мы делали свое, ведь все мы ходили такие, что на нас страшно было смотреть. Ноги были пухлые, руки тоже, под глазами тоже опухоли.
В нашей одежде появились насекомые, а под матрасами было полно клопов, хоть метелкой вылетай. Затем все-таки от этого избавились. Помогло то, что комендант жил с нами в одном бараке (в отдельной комнате). Прошло определенное время, и мы стали не пухлые, а тощие, как щепки, просвечивались насквозь. А работать заставляли по 12 часов. Очень часто после работы приходилось еще разгружать вагоны с опилками, торфом, смолой и прочими отходами нефти. Но что-то я зашел очень далеко. Вернусь к первым дням.
Когда нас привезли на эту фирму, мы сразу же увидели большие чаны, тонн на 10-15, в которых кипела смола. Затем мы увидели пластинки из торфа длиной 15 см и шириной 10 см. Эти пластинки пропитывались в кипящей смоле с нафталином (эту работу выполняли заключенные из тюрьмы, а нас, малолеток заставляли паковать). Норма на одного упаковщика за 12-ть часов была 10 ящиков, в каждом ящике по 100 пакетов, итого 1000 пакетов за смену. Однако эта норма каждый день повышалась, а вот баланды (как мы ее называли) из брюквы и капусты никогда не добавляли, а наоборот — не выполнишь норму, не давали совсем до тех пор, пока не сделал. Сменную норму догнали до 30 ящиков. И это в то время, когда условия работы не улучшались, а наоборот, ухудшались.
С каждым днем работать становилось все хуже и хуже. Не выдерживали руки. Пропитанные смолой торфяные пластинки подавали на упаковку горячими. Эти пластинки надо было по 2 штуки заворачивать в целлофановую бумагу, причем так, чтобы пакет был аккуратным, чтобы завернутый был как шоколад. Мы сначала, когда увидели такие пакеты, и в самом деле подумали, что будем иметь дело с шоколадками. На самом деле это были очень и очень горькие шоколадки. За короткий срок работы у нас у всех руки стали черные, как асфальт. Пальцы на всех суставах потрескались до кости, из трещин сочилась кровь и гной. А отмыть руки после работы было нечем. Мыла давали 100 грамм на месяц, при чем такое, что не мылится. Порошка давали 500 грамм на месяц. Порошком этим мыть было невозможно. Это была не то кальцинированная сода, не то черт знает, что это за химикат был. Обжигало руки как огнем, а отмыть — все равно не отмоешь этим порошком. Смола, как мы знаем, боится только керосина или бензина, а у них керосин на вес золота. Так и приходилось ходить с черными и кровоточащими руками.
Надо было и работать, при чем норма каждый день все больше и больше. Утром забегает в цех мастер Билли Грандт и кричит: «Гойте цванцих, картон, а морген айн унд цвенцик» т.е. 21! И так мы доработались до того, что терпенье у нас лопнуло. Начались побеги. Каждый думал об одном: «Убегу и, может быть, попаду на работу к бауэру (в сельское хозяйство), все-таки там будет легче. Если и плохо будет кормить хозяин, все равно, хоть картошки, а украду, и ухитрюсь где-то сварить и покушать, уже будет легче».
Первый побег совершили 5 человек, То были русские военнопленные, их сюда привезли раньше, чем нас. Всех их поймали и отправили в концлагерь, хотя это были и военнопленные, однако среди них были и продажные шкуры. Это были два друга, фамилии их помню — Громов Николай (ст. лагеря) и Косимов Александр. Это самые заядлые предатели. Между прочим, им двоим сами немцы устроили побег, перед тем, как нас освободили. Побоялись, чтобы им не отомстили.
Затем совершила побег вторая группа — 9-ть человек (в числе этой группы был и я). Сначала убежали 5 человек, среди них был Богдан Николай Трофимович, Кучеренко Василий (из Рогозянки), а остальных забыл. Затем убежали мы, группа из 4 человек. Это был автор этих строк, Семьян Алексей Данилович, Цуриков Василий и Васильченко Петр. Цуриков и Васильченко были из Сталино. Далеко мы, безусловно, не убежали, нас поймали и отправили в г. Виттенберг в тюрьму. Когда нас завели в тюрьму, там уже были и наши товарищи, убежавшие раньше.
Нас выстроил начальник тюрьмы в одну шеренгу и начал допрашивать откуда убежали. При этом жестоко избивал бамбуковой палкой. И вот один из нас не выдержал и признался, откуда мы бежали. Нас потом перестали бить, а вот его избили до потерн сознания. (Почему ты, говорит, сразу не признался.)
Затем этих 5 человек отвезли в концлагерь, а нас 4 человек отправили назад, на эту же фирму, где мы работали. Приехал наш комендант и забрал нас. Когда привез нас, сразу же всех раздел, загнал под холодный душ и каждого из нас сам драил щеткой из морской травы, обдирая шкуру до крови. Дальше пошло все по старому. Других 4 человек (из 5) через время тоже привезли назад. Один из них (Кучеренко Василий) остался в концлагере навсегда. А брат его, Федор, вернулся домой и умер уже дома. Вернулся домой и их земляк (из Рогозянки) Савченко Василий, не знаю, живой он сейчас, или нет.
Вот так началась наша жизнь по-старому. Та самая баланда из брюквы или из капусты, что была и до этого. Зато комендант и весь обслуживающий персонал питались совсем не так. Помню однажды такой случай. Сидим мы в столовой после работы, курим (собирали окурки), комендант открыл дверь в свой коридор, в это время зашел хозяин фирмы доктор Петер Раух, держа на поводке овчарку. Повариха фрау Завве вынесла полную миску кусочков, густо намазанных маслом, и поставила в коридоре, чтобы мы видели, как овчарка этим будет лакомиться. Она не доела всего, ушла в комнату коменданта, в это время мои товарищ не удержался, заскочил в коридор, забрал все содержимое из миски и начал уплетать прямо на ходу. Досталось и мне несколько кусочков, так что я тоже попробовал собачьей еды. Товарищ мой, это был Семьян Алексей Данилович, не дожил до этих дней. Вот так и продолжали мы трудиться до последних дней. Освободили нас 28 апреля 1945 года и сразу не призвали в ряды Красной Армии. Переодели в солдатскую форму (хотя она, правда, и незавидная была, надели гимнастерки, брюки, ботинки и обмотки), однако мы и тому были рады. Дня 2-3 нас знакомили, как обращаться с оружием, и весь наш 10 гвардейский стрелковый полк 6 гвардейской стрелковой дивизии направили в Чехословакию. Здесь мы и встретили день Победы. Затем нас, у кого было образование 8-9-10 классов, зачислили в учебный батальон при 6 гвардейской стрелковой дивизии. После окончания учебного батальона я был снова направлен в свой полк. Затем дивизия была преобразована в 15 гвардейскую механизированную дивизию, а полк стал 51-ым гвардейским механизированным. Командир полка гвардии полковник Говоров, его заместитель гвардии подполковник Гульчук, начальник штаба гвардии майор Калмыков, заместитель командира полка по политчасти гвардии майор Кисилев, начальник особого отдела гвардии лейтенант Кондратьев. Короче говоря, помню весь командный состав батальона и роты. Командир дивизии герой Советского Союза гвардии генерал-майор Иванов Г.В., заместитель командира дивизии гвардии полковник Мадатьян, начальник штаба герой Советского Союза гвардии полковник Дмитриев.
Затем нас, нескольких сержантов, перевели, направили в г.Краснодар в 9-ю отдельную пластунскую бригаду. Отсюда направили в город Ашхабад (после землетрясения 1948 г.), в отдельный рабочий батальон 339, где я и закончил службу в 1950 году.
Очень часто вспоминаю всех тех, кто был в лагере в Германии. Многих помню даже сейчас по фамилии. Это такие, как Приходько Василий из Купянска, Зубахов Евлампий из Ростовской области, Юльев Александр Иванович из Киева, Балабанов Виктор, Погребной Иван из Киева, Петровский Иван, Скорик Николай, Полищук Михаил, Савченко Юрий из Донбасса, Анисимов Петр, Кузнецов Петр, Бычков Василий, Сухов Павел, Еременко Яков, Семенов Василий, Рыжнов Дмитрий, Смагин Михаил, Куролесов, Корсаков Федор, Клишин и многие другие. Все-таки интересно, живы ли они? Плохо, что я не писатель. Можно было бы написать целую книгу.