Заворотнев Демьян Семенович

Родился в 1923 году в г.Макеевка в семье рабочего. В 1932 году поступил в среднюю школу, которую окончил в 1941 году. В 1942 году был угнан в Германию на принудительные работы.
Приятно, что спустя больше 50 лет мне представилась возможность встретиться с представительницами евангелистской церкви области Рейнлянд, под началом старшего поколения которых я работал в годы Второй мировой войны в больнице г.Мальгайм.
Я попал в г.Мальгайм в апреле 1942 года. Вначале в лагерь Jstarbaiter, а затем в лагерь Цеинтвег. Работал разнорабочим в производственных цехах завода Тиссен.
Жизнь в лагере была более-менее сносной по сравнению с уготованной мне дальнейшей судьбой. В начале 1943 года я был переведен на работу в типографию завода также разнорабочим, где вскоре был необоснованно арестован. Дело в том, что в французском лагере военнопленных у некоторых пленных были обнаружены дополнительные талоны на получение продуктов питания. Очевидно, этим занимались французы, которые работали в типографии на станках. Думается, что они меня и подставили.
После предварительного заключения в гестапо был переведен в тюрьму города Обергаузен, а затем по истечении нескольких месяцев тюремного заключения в одиночной камере был отправлен в лагерь заключенных строгого режима вблизи г. Люденшайн. По прибытии в лагерь я увидел наверху въездных ворот надпись: «Каждому свое», а по бокам ворот носилки из черных гробов. После получения лагерной одежды на голове каждого из вновь прибывших выстригли крестообразные бороздки и отправили в барак. Вся территория лагеря была разбита на пешеходные дорожки с углублениями, в которых стояли эсэсовцы с резиновыми дубинками. Замешкаешься около эсэсовца — получишь несколько ударов дубинкой по голове.
Работал в каменном карьере. Инструмент — кирка, лом и лопата. Питание 2 раза в день. Обед на строительной площадке — вода и несколько кусочков брюквы, вечером в лагере — брюква с водой, немного картошки и маленький кусочек хлеба. Утром, когда колонну заключенных, разбитую по сотням, гнали на бауштеле, и вечером, когда колонна возвращается в лагерь, каждый заключенный должен на правом плече нести достаточно большой камень. Шаг влево или вправо — расстрел. Изнемог и упал — также расстрел.
Один раз в месяц в лагере на площадке устраивали баню, которая заключалась в том, что заключенный должен раздеться, получить маленькую щепотку порошка, растереть его по телу и, несмотря на погоду, на него выливали кружку холодной воды. Получив несколько ударов дубинкой, заключенный быстро хватал свою одежду и бежал в барак, получая по дороге еще несколько ударов. У всех заключенных было только одно имя: «швайне гунд».
Голод, грязь, вши, непосильный труд и издевательства кончились тем, что в лагере началась эпидемия тифа. Лагерь закрыли, оставшихся в живых заключенных пешком перегнали в г.Дортмунд в пересыльный лагерь, откуда я с двумя товарищами бежал в г.Мюльгайм в лагерь Цеинтвег, где нас снова арестовали и под конвоем доставили в гестапо.
На этот раз со мной обошлись нормально, подняли мое дело и примерно через пару часов выпустили на свободу. Двоих товарищей оставили до выяснения. Я ушел в лагерь «Цеинтвег». На следующий день меня вызвал комендант Фолькер и сообщил мне, что я был арестован ошибочно, и так как вид у меня был болезненный, я был опухший, меня отправили на работу в больницу г.Мюльгайм, где я быстро адаптировался. Это был уже 1944 год.
Больницу возглавляла представительница евангелистской церкви области Рейнлянд швестер Августа. Хирургическим отделением заведовала швестер Анна-Мария. Медицинское лечение осуществляли профессор Кляиншмидт, доктор Бринкман и другие, фамилии которых не помню. Операционным братом был Гаинц, санитаром Карл, фамилии не помню.
Первые дни работы санитаром в хирургическом отделении я был в несколько подавленном настроении. Это заметила швестер Августа и пригласила к себе на беседу. Вопросов и советов было много. Прежде всего, она остановилась на моих обязанностях, развеяла мое грустное настроение и пожелала мне работать в тесном контакте со швестер Анна-Марией, что я и с делал. Помимо ухода за больными, я рассказывал швестер Анне-Марии о состоянии здоровья больных, об их просьбах и настроениях. В памяти остались вечерние мелодии, которые исполняли евангелистские сестры ежедневно перед сном больных. Я с удовольствием раскрывал двери в палатах и радовался, когда после пения больные засыпали мирным сном.
Вблизи больницы в подземных тоннелях также были размещены больные. Тяжело больных и раненых жителей города от воздушных бомбежек перевозили в подземные тоннели на больничных колясках. Ухаживать за ними приходилось в тоннелях. В ночное время, когда поступали раненые во время налетов, мне приходилось исполнять обязанности операционного брата, что, к моему удивлению, у меня получалось.
Я много раз задавал себе один и тот же вопрос, как это случилось, что, несмотря на многочисленные бомбежки, больница оставалась цела и невредима. Ответ был один: очевидно, потому, что больница находилась в руках церкви во главе с швестер, которые душевно и с большим теплом относились как к больным, так и к обслуживающему персоналу, независимо от вероисповедания и национальности. Невзирая на войну, они так разумно и организованно занимались лечебной и хозяйственной деятельностью, что можно только позавидовать.