, ,

Тарасенко-Залеская Л.Н.

26 или 27 июля 1942 г. я с матерью возвращалась с кладбища, и мы зашли на Печерский рынок (а жили мы за углом на ул. Рыбальской) купить соли. Вдруг поднялся шум машин и крики людей, здесь мы попали в облаву. Немцы окружили рынок и стали хватать людей и насильно грузить в грузовые машины, вырваться не было возможности. Привезли нас на ул. Артема, где уже были сотни людей, таких как мы. Это был сборный пункт для отправки людей на каторжный труд в Германию. На следующий день нас посадили в трамваи под конвоем солдат с собаками и привезли а ж/д вокзал, а там запихивали в товарные вагоны, словно дрова. Ехали двое суток до города Бреслау. В этом лагере нас с матерью поселили в барак, предварительно прошли унизительную санобработку. Это был страшный лагерь, нас почни не кормили и даже воды не было вдоволь, а находились мы там четверо суток. Каждое утро подъем в 5.00, в 5.30 – выход на плац, построение, пофамильная, а затем номерная проверка, чуть не так стоишь, бьют резиновыми дубинками, хлыстами.
В 8.00 до 14.00 начиналась продажа нас на работы. Приезжали хозяева-бауэры и выбирали себе работников, словно лошадей – смотрели внешний вид со всех сторон (чтобы были крепкие и молодые), зубы и проч. С нашего этапа многих разобрали и к хозяевам, и на военные заводы, а мою мать со мной не брали, т.к. вид у нее был болезненный (а ей было 42 года), худая очень.
Затем таких, с изъянами, собрали и отправили за 120-150 км от Бреслау. Там также еще частично разобрали кого куда, а мы с матерью попали на спичечную фабрику, нас поселили в недостроенном бараке (рядом строился второй).
Территория фабрики и бараков были обнесены высоким металлическим забором и калитку сторож закрывал на замок. Внутри лагеря были еще один забор с калиткой на замке, который отделял непосредственно фабрику от бараков. И началась жизнь тяжелая, подъем в 5.20, проверка пофамильная, а в 6.00 гудок, и в это время нужно находиться на своем рабочем месте, ток включен, работают конвейер, станки , т.е. выпускаются спички. Перерыв с 11.30. до 12.00, а затем работают до 18.30 и возвращаемся в бараки, где получаем обед до 19.30 – гнилая брюква и кусочек глинистого хлеба (и еще выдают маленький кусочек наподобие хлеба и таблетку сахарина для завтрака с кружкой кипятка).
Моя мать работала на конвейере (трудно описать, как ей было тяжело, работа на конвейере ужасно изнурительная, вечером она просто валилась). А я не доставала до конвейера (малый рост) и меня поставили на работу во вспомогательный цех (во дворе пристройка к фабрике), где я еще с одной полькой заливала в спецворонки и размешивала серу для покрытия коробочек для спичек. Эти воронки отвозили в цех, а пустые привозили и так 12 часов в день. За час до окончания работы нужно было мыть воронки.
Все говорили, что это вредная работа, жалели меня и назначили ранней весной выковыривать первые листики одуванчиков и съедать их, а позже есть цветочки, вот такие были у меня витамины, а в последствии различные болезни.
Так работали мы до освобождения 9 мая 1945 г. советскими войсками. В этот день мы впервые вышли за ворота лагеря в город. 12 мая 1945 г. нас отправили в фильтрационный лагерь № 281, «войсковая часть п/п 93818», где мы находились по 28 октября. Получили документы, подтверждающие, что в Германию мы попали во время облавы и работали на спичечной фабрике с августа 1942 г. по май 1945.
Возвратились в Киев и сдали документы в бюро репатриированных (это Крещатик № 4 или 6 – не помню) майору Руденко. Нам разрешили прописку в Киеве по старому месту жительства. Отца мы не застали, он умер до окончания войны в марте 1945 г., а мать умерла в 1989 г.