,

Сонина Екатерина Прокофьевна

Родилась 18 июня 1924 года в селе Могрица Сумской области. 1 июля 1942 года была вывезена в Германию на принудительные работы, когда мне едва исполнилось 18 лет. Три недели нас возили в телячьих вагонах по всей Германии и Польше, нигде не принимали, так как таким «товаром» были забиты все кутки. В конце июля прибыли в Освенцим (Аушвиц). Недостроенные бараки, без воды, обнесены колючей проволокой в два яруса с подведенным электротоком, на проходной вышка с пулемётом и жандармом.
Лагерь разбили на три сектора: польский мужской, украинцы, русские, белорусы и другие национальности. Сразу же на второй день погнали на работу в сопровождении собаки и солдата. И мы увидели, сколько наших людей свезли на каторжные работы — в основном женщины, уже пожилые и совсем молодые девушки. Вот где бесплатный труд «нашим освободителям». Что мы только ни делали: строили и рыли котлованы под дождём и снегом, дробили камни и перевозили вагонетками, укладывали дороги и тротуары. Работали по 11-12 часов в сутки без еды и отдыха. Вот вам и «ИГ Фарбениндустрия». Строили химзавод, бесплатная рабочая сила, надсмотрщики не давали разогнуться.
А рядом работали военнопленные Англии, которые приходили на работу к 11 часам строем под музыку. В 12 часов у них обед, а в 4 — отбой, снова под музыку и в лагерь. Иногда нам привозили на обед какое-то варево — репа со шпинатом, который косили косой и никогда не мыли. На зубах скрипел песок, есть было невозможно. Хлеб где-то 200-250 грамм в сутки из муки, смешанной с опилками. Вечером после привода с работы умыться было негде, мыли руки в лучшем случае в лужах, так как вода не была ещё подведена. За получением «дневного рациона» выстаивали в очереди по 2 часа. Все это время «громила» нас подстёгиал резиновыми дубинками. После принятия пищи — построение на плаце до 11-12 часов ночи, стоя после изнурительной работы.
В бараках была жара невозможная: 120 человек, без вентиляции, два окна, клопов уйма. Утром в четыре часа подъём. Не отдохнувши, с искусанным лицом, завтрак, за которым надо выстоять в очереди, запаренные отсевки муки по 250 грамм. В 6 утра приходили забирать на работу. И там целый день тяжелый изнурительный труд. Одежда и обувь износились. Ходили босыми на работу и с работы.
Выдали деревянные колодки, без чулок, ноги были синие до колен. Сколько болели, ходили на работу и боялись, чтобы не отправили в карантин. Резали одеяла, шили юбки, другим одеялом покрывали голову и грудь и обходились. Всё это они видели и наказывали. Позже, где-то в 1944 году, начали выдавать поношенную одежду, что попадало под руку. Бывало, обувь давали два левых или два правых ботинка, а потом мы узнали, что одежда эта и обувь — от уничтоженных в крематориях.
В январе 1945 года впервые услышали канонаду пушек. Ночью слышали топот колодок, — выводили узников в неизвестном направлении, так как сжечь в крематориях не смогли. Крематории горели день и ночь. В воздухе стоял смрад от сожженной кожи и костей.
Где-то в середине января мы обнаружили, что вышка пустая, нет никого в лагере, кроме нас, всех бросили на произвол судьбы. Мы, несколько человек из нашего барака, перебрались на территорию завода, который уже несколько дней не охранялся. Забрались на чердак одного здания, где жили раньше немцы, и 10 дней без еды ожидали освобождения. Нас освободили 1 февраля 1945 года. Это был самый счастливый день в жизни.
После всего этого пережитого ужаса нажит целый букет заболеваний. 7 октября 2000 года получила ІІ группу инвалидности по общему заболеванию. Мои болезни: стенокардия, мерцательная аритмия, ишемическая болезнь сердца, гипертония, церебральный атеро и кардиосклероз, колит и нарушение мозгового кровообращения и др.
При назначении германских компенсационных выплат группа инвалидности не учтена. Обращалась в Сумское областное отделение Украинского национального фонда «Взаимопонимание и примирение». Там объяснили, что документы уже отправлены в Киев, и ничего сделать нельзя.