Соколова Любовь Трофимовна

Краткие воспоминания о прожитых годах Соколовой Любови Трофимовны, председателя Соломенского центра бывших узников-жертв нацизма УСБУЖН, г. Киев

Мне уже 76…
Оглядываясь на прожитые годы, я вспоминаю:
Я, Соколова, Любовь Трофимовна, родилась в г. Киеве, 17 декабря 1927 года, в многодетной семье Трофима Моисеевича и Матрены Ивановны Ищенко. В семье я была 9-ой, но трое детей умерло. Разница в возрасте была большой: старшему брату было уже 18 лет, когда я родилась. Родители были неграмотные, но понимали и сделали все, чтобы все дети получили образование. В семье меня очень любили. Для меня годы войны были особенно тяжелыми. Я занималась легко и отлично. Отец особенно за это любил меня.
21 июня 1941 годя, хоть и легла я поздно, все не могла уснуть: предвкушение завтрашнего спортивного праздника – открытие стадиона им. Н.С. Хрущева – на который меня с собой брали старшие, взволновало меня.
Утром я проснулась от громкого взволнованного шепота. Мама плакала…
Мы, дети во дворе, этого страшного известия – война, не испугались. Наоборот, мы, воодушевленные вниманием взрослых, вели себя как тимуровцы, помогали солдатским семьям, рыли окопы наравне со взрослыми, копали траншеи, носили мешки с песком и много делали другого.
Только тогда, когда из города стали уходить красноармейские отряды, стало страшно. Страшно оттого, что мы перестали быть нужными, что о нас забыли, что придут в город немцы.
… Немцы в серо-зеленой форме прошли по нашей улице хорошо экипированные, термоса на поясе цокали, а мы, подглядывая за ними в щелочки забора, почему-то смеялись.
Но вскоре в город пришли другие немцы, страшные по своим действиям, немцы в черной форме с буквами «СС» на вороте. И пошло, и поехало!
Каждый день новые приказы – не ходить позже, сдать то-то и то-то, зарегистрироваться, саботажников к расстрелу, явиться коммунистам, комсомольцам, евреям! По городу гнали военнопленных, кто отставал, того пристреливали, горел взорванный Крещатик, облавы, предательства, страшный Бабий Яр! Всего не перечислишь, все не расскажешь! А потом дошла очередь и до нас – подростков!
Нас собрали на Львовской улице, 24 (теперь ул. Артема) 15 мая 1942 г. Утром прошли «медкомиссию», трамваем № 4, который тогда ходил по ул. Артема, повезли на вокзал. За железным забором рыдающие родители выкрикивали своих детей, а из вагонов немецкие солдаты играли в духовые инструменты бравурные марши. Нас загнали в вагоны для скота и повезли. Без воды, туалета, без воздуха, нельзя было даже сидеть. Наутро открыли двери вагона: обезумевшие, под улюлюканье, свист, игру губной гармошки, люди выскакивали из вагонов, бежали в открытое поле, справить свою нужду…
Вторая остановка поезда была в Кракове. Длинная очередь пленниц голяком проходила в баню; в предбаннике солдаты из очереди выхватывали фигуристых и грудастых и тащили к себе, для своих надобностей.
Наконец, состав прибыл в Магдебург и длинная колонна измученных, со скудными пожитками, поползла через города на невольничий рынок, где бауэры, представители фабрик и заводов покупали дешевых рабов.
А нас, девчат 13-16 лет, никто не хотел брать! Мы были слишком никчемной рабочей силой.
Набитое рабами здание постепенно пустело, а мы стояли в почти пустом зале в углу. Наконец, забрали и нас. Привезли в г. Шенебек, Магдебург Штрассе 3, на патронно-пороховой завод. Ворота широко открылись, нас высадили и началось… Исчезли наши имена и фамилии, нам дали номера – мой 111 на долгие три года рабства. Взяли отпечатки пальцев, как у преступников, выдали аусвайс и сине-белые знаки OST. Отличительные знаки носили: русские «OST», поляки «Р» и евреи 6-конечную звезду.
26 мая 1942 года начали работать в цехе № 72, на пороховом конвейере – едким зеленым порохом наполняли капсулы, прессовали их, а для чего они были нужны, нам не говорили.
Работали по 12 часов в две смены. Подъем в 5 часов утра, выстраивали в колонны, которые в сопровождении вооруженных автоматами 2-х полицейских и овчарки развозили по цехам. Боже, Боже – голодные, полураздетые люди, униженные и оскорбленные, лишенные отчего дома! Мы все глаза выплакали за своими семьями, родителями. Больше, чем есть, нам хотелось спать. Особенно на второй смене, где-то в 2-3 часа ночи, когда приходила подменная – бежали в туалет, а там влезали в длинные полотенца и скорехонько спать. Будил окрик мастера: «Kinder, genig» и снова за конвейер до 6 часов утра.
В какой день пришли американцы – не помню. Но это было во время ужина, где-то около 8 часов вечера. За неграми пришли ирландцы в клетчатых юбочках, потом пришли наши – казачий полк.
Нас хорошо кормили, мы после голодной жизни раздобрели. Наконец, за нами приехали машины и нас увезли из лагеря домой, на Родину.
Привезли нас на Зееловские высоты – место перед взятием Берлина. Еще было огромное количество свежих могил. Во Франкфурте на Одере прошли фильтрацию, через Польшу – Варшаву – нас, наконец, привезли в Мироновку, где прошли вторую фильтрацию и где нам представитель Державы сказал, что на утро нас всех отправят на шахты Донбасса, что нам в Киев въезд запрещен.
Ночью на кокой-то платформе мы удрали из Мироновки в Киев.
По пустынным улицам добрались домой. А дома были братья, мама, сестра и племянник. Папы не было – он от горя умер еще в 1944 году в мае месяце. Тяжело было в Киеве. Длинные очереди репатриированных, никто не хочет с тобой говорить, за нами негласно закрепилась кличка «предатели». Наконец, выдали разрешение на прописку в городе: сначала на 3 месяца, потом на 6 и наконец, на постоянное проживание.
Перед смертью отец завещал: «Если Любочка вернется, то дайте ей возможность учиться». Семья помогла мне. Окончила школу с золотой медалью, но ее мне не дали. Это было для меня большим ударом, уже в институт я поступала не указывая, что я была в Германии. Прошла по конкурсу на филфак, русское отделение, как лицо, находившееся на оккупированной территории.
Вообще, о том, что я была в Германии, даже дома, в семье я не говорила, чтобы никому не «портить» биографию, что было важно в то время для работы.
Господи, за что нас так преследовали? Без вины виноватые, брошенные в 1941 году, насильно угнанные в рабство, где голодом и тяжкими условиями жизни и труда нас старались уничтожить, как геноцид нации, мы и у своих оставались чужими!
О нас, детях, вернувшихся и выживших в неволе, замалчивали, мы и у себя Державе были ненужными как граждане, как свободные люди, мы были и здесь – рабами по духу!
Только через 50 лет мы получили право говорить о себе свободно! А жизнь уже прошла!
После университета работала в Академическом институте старшим инженером в отделе информации. Имею общий стаж работы 52 года. Вышла на пенсию. Больна, инвалид II группы.
В 1988 году был первый съезд малолетних узников. Дорогой человек, один из немногих, Владимир Васильевич Литвинов, заслуженный журналист, посвятил себя и свою жизнь делу восстановления обиженных и оскорбленных в чести и достоинстве граждан. По районам города были созданы сначала Осередки малолетних узников, теперь бывших узников нацизма.
Я работаю уже 10 лет председателем такого Осередка. Стараюсь со своими помощницами – тоже бывшими невольницами – помочь людям. Нас в Осередке 1000 человек, людей проживших в горе, недостатках и молчании долгие, долгие годы. Теперь это старые, немощные, часто очень больные люди, инвалиды и нам хочется им помочь.
Сегодня мы получили возможность приехать сюда, в Германию, Берлин, Шенебек. Спасибо вам всем за это. Мы хотим увидеть страну, где прошли наши тяжелые отроческие годы. Мы всегда верили и верим, что немецкий народ, тоже перенесший горе в войне, не хочет войны, горя, в которое нас всех втянули наши страшные руководители. Что только миром, дружбой, взаимопониманием наши народы будут сильны, а дети не будут знать горя и лишений войны.