Шуточкина (Милиенко) Анна Антоновна

Мне исполнилось 14 лет, успешно окончила 6-й класс 32-й Киевской средней школы. Скоро будет открытие «Красного стадиона» (нынешний Республиканский), и я со школьной секцией по гимнастике готовлюсь к спортивным выступлениям. С подругой Мусей Неводничей решили окончить десять классов и вместе поступать в институт. Все так прекрасно! Разве могли мы тогда подумать, что все эти мечты лопнут в один миг, как мыльный пузырь? Или то, что жизнерадостная, бойкая Муся умрет на принудительных работах в г. Целла-Мелис в Германии?
Это был роковой 1941 год…
Мы жили на ул. Степана Разина (Протасов Яр), разделяющей Батыеву и Байкову гору. В 4 часа ночи 22 июня от взрыва все жители нашего двора быстро выбежали из квартир. Стих удаляющийся гул самолетов, стало тихо. Мужчины посоветовались и решили, что это очередные маневры, которые тогда часто проходили в киевском небе. Все разошлись досматривать воскресные сны. И только днем узнали, что немцы без предупреждения развязали войну.
Началась мобилизация, эвакуировались предприятия и все, кто имел возможность. Во дворе из 9 семей осталось только 3 мужчин пожилого возраста – все ушли на фронт. Женщины ходили копать окопы. Участились налеты немецких самолетов. На Байковой и Батыевой горе установили зенитки. Все ближе слышались канонады орудийных залпов, а потом и зловещее жужжание, вернее свист немецких мин. Наши войска отступали за Днепр…
В сентябре Киев был оккупирован немецкими войсками, открылись жандармерия, комендатура, рабочая биржа для привлечения рабочей силы для работы в Киеве и для вывоза в Германию. На Сырце и на ул. Керосинной открыли лагеря для военнопленных и гнали туда попавших в плен красноармейцев через весь город. Был еще лагерь и в Дарнице. Много киевлян воевало под Киевом, поэтому толпы людей бежали посмотреть, когда вели по городу пленных, нет ли среди них близких или знакомых людей, но эсэсовцы никого близко не подпускали. Только через головы в середину колонны старались бросить кусок хлеба или что-то съедобное. Если что-то попадало на землю, поднять уже было невозможно, пленных били.
Начался вывоз на работу в Германию, но добровольцев оказалось очень мало. Стали рассылать повестки и люди тоже убегали. Тогда стали устраивать облавы. В 1942 году я тоже стала получать повестки и решила временно отсидеться в селе Водомый Житомирской области. До этого у меня уже был опыт хождения по селам обменивать вещи на продукты. Мы ходили с сестрой Евгенией, которая сейчас болела, и я отправилась одна. А когда вернулась домой, уже на следующее утро явились земляки-полицаи и забрали нас, троих сестер. Я в семье была самой младшей. Нас доставили в школу по ул. Артема, 27. Там было что-то вроде штаба по отправке в Германию. Нас осмотрели врачи, Евгению отпустили домой, т.к. у нее было очень опухшее колено, но предупредили, что будет работать в Киеве. А нас с Клавдией перевели через улицу в здание во дворе дома № 24, где уже мы оказались далеко не первыми, не помню подробностей, но ночь мы там провели под охраной, а на следующий день на станции Киев 1-й товарный погрузили в «телятники», заперли и отправили в Германию. Так мы оказались на военном заводе в г. Мюльгаузен.
Поселили нас в неотапливаемых бараках с двухэтажными койками-норами. Выдали голубые лоскутки с белыми буквами «ОST» и велели их пришить на груди. Бараки были окружены забором, правда, без колючей проволоки, но охранялись полицаями. На другой не охраняемой половине были одноэтажные кирпичные дома типа бараков, где был начальник лагеря, полицаи и польки, работающие на заводе, но мы с ними не общались.
Не помню, по сколько часов мы работали на заводе. Работа была в две смены и мы шли на первую смену по темному лесу, и также возвращались со 2-й. Просыпались от крика полицая, проходящего по коридору: «Подъем, кофе получать!» Все быстро подхватывались. Дежурная по комнате шла с эмалированным кувшином получить теплую жидкость – кофе и кирпичик хлеба, непонятно из чего испеченного. Хлеб разрезали на 14 кусочков – нас было столько в комнате, все это быстро съедали и выходили во двор строиться по 3 человека в колонну. Потом полицаи нас пересчитывали и под охраной вели на завод, находящийся в лесу за 6 км. Говорили, что до войны это был часовой завод. Женщин покрепче определили в цеха с более сложным токарным оборудованием, они говорили: «Привезли нас до Гітлера, поставили до «Пітлера», –как назывались станки. В перерыв нас водили в столовую, где кормили баландой из брюквы, капусты или моркови, иногда приправленной червями. Немки тоже работали в наших цехах на более легких работах. Некоторые из них втихомолку покупали нам открытки и мы дарили их друг другу. У меня сохранились открытки от Гали Шикоры и Оли Посмитюхи из Ржищева, от Насти Рудак, Гали Шиян, Насти Зализняк, Шуры Федько из Черниговщины, Люды Ереминой из Киева. Надписи были разные: «Дарю тобі откритку, прошу заховать, вона тобі нагадає, як в Німеччині проживать», «Згадай, подруго, тії бараки, ще й коєчки, як ми проживали на чужій стороночці», «Забудь лагер і роботу, забудь чужу сторону…» – эти открытки у меня сохранились, их привезла сестра, т.к. я не могла это все взять с собой, убегая из лагеря.
А в начале 1944 года нас вдруг стали отпускать в воскресные дни в город по несколько человек. Попала на такую прогулку и я. В парке были качели, но нас туда не пустили, «OST» и здесь был для нас клеймом, а отпороть его было невозможно, т.к. нас проверяли на выходе и при возвращении из города. Работа на заводе помимо нашей воли, хождение на работу и жизнь в бараках под постоянной охраной, голод, холод и бесконечное унижение, чувство, что ты находишься в клетке, из которой нет выхода – не каждый из тех, кто не прошел через это, может понять наше душевное состояние. Оторванные от дома и близких – настоящая клетка, а в клетке и птица поет не каждая…
Я решила бежать. Прийдя в барак, поделилась с сестрой, предложила уйти вместе, но она и думать мне об этом запретила. Тогда я поговорила с Галей Шикорой, подругой по комнате – она тоже боялась. Не помню, как я сошлась с Марией или Полиной, уже не знаю, какое из ее имен настоящее, и мы вдвоем решили убежать. Для этого нужно уладить, чтобы нам дали пропуск на двоих когда дождемся очередной прогулки в город, а план составили такой: идем куда попало, ведь мы не знакомы с местностью. Если нас задержат через несколько часов – мы заблудились. Но если удастся пройти весь день – отстали от поезда и тоже заблудились. Сменим фамилии и имена, и что Бог даст, то и будет. Домой нам все равно не добраться. И вот в марте 1944 года представилась такая возможность. Уже уходя из лагеря, я рассказала все сестре, она все еще отговаривала меня, но я попрощалась с ней и мы отправились навстречу неизвестности. Меня не учили молиться, а у Марии была на листике переписанная молитва «Отче наш», которую она несколько раз читала по пути. Шли полями, проселочными дорогами, обошли какое-то селение. Проголодавшись, съели хлеб, который вместо того, чтоб съесть, утром забрали с собой. А что такое «проголодались», если мы всегда были голодные. Устали и шли все дальше, одновременно с тревогой и надеждой в душе. Уже стемнело. Мы порвали и выбросили пропуск, отпороли и прикопали в земле «OST» и пошли дальше. Вскоре вдали увидели огни и пошли в их сторону. По мере приближения к городу сердце билось все чаще. Позже мы узнали, что это город Кройубург. В город нам нужно было перейти через реку. На мосту стояла молодая пара и когда мы поравнялись с ними, услышали, как девушка на русском языке убеждала парня, что мы русские, а потом окликнула нас. Мы вернулись и подошли к ним, и начал работать наш план – отстали от поезда. Выслушав нас, девушка рассказала, что немцы при отступлении выгоняли из Белоруссии целые села семьями, и их семья работает у фермера и живет в отдельной комнатке в бараке. Она предложила переночевать у них, нас даже чем-то накормили, потом сказали, что нужно позвать живущего рядом полицая. Очевидно, у нас от испуга вытянулись лица, мы еще не успели ничего сказать, а нас сразу успокоили, что он добрый человек и поможет нам устроиться. И действительно, вскоре вместе с нашей спасительницей пришел, еле переставляя ноги, старый добродушный с виду человек. Девушка, имени которой я не помню, все ему рассказала, он только спросил, или вещи уехали с поездом, и обещал отвести нас утром в рабочий комитет.
Через переводчицу нас стали расспрашивать. Потом велели показать, что у нас есть в карманах. Мария вынула молитву, я– фотографии родителей. Записали наши данные и я стала Остапчук Галиной рождения 2 мая 1925 года. Фамилию я взяла мамину девичью, а день рождения – брата, чтобы не запутаться. Нам сказали ожидать. Вскоре пришел пекарь, и имея возможность выбора, забрал к себе на работу Марию, она была поплотней. Я ожидала долго. Поездом приехал хозяин, Герман Шродер из села, он посмотрел на худое длинное создание весом 47 кг при росте 167 см. Через переводчицу выяснил, что я никогда не работала в селе, почесал за ухом, подумал. Но выбора не было и мы поехали в с. Франкенроды. Приехали вечером. Нас ожидали ужинать. Меня встретили хорошо, после ужина дочь Маргарет показала мне мою комнатку, где стояла кровать и маленький столик. На мигах объяснили, что встают она в 7 часов. И началась новая работа. Я научилась доить коров. У хозяев их было восемь, две из них доила я. Убирала дом, кроме хозяйских комнат, весной пахали, сеяли, садили овощи. Я работала вместе с ними в поле. Земли было много, лошадь забрали на фронт и все работы делали коровы. В селе работать мне было легче. В трех других семьях работали наши девушки и в воскресные дни мы с ними свободно общались. Потом, через месяц или два, в село приехал фотограф, сфотографировал меня на рабочую книжку, которую мне выдали на руки. Никаких признаков войны в селе не было, только позже приехали беженцы. И в нашем доме поселилась молодая женщина. Село было далеко от больших городов. Только однажды неподалеку от села упала бомба и взрывной волной на окраине немного повредило несколько домов и Кирху. Потом нам сказали, что территорию заняли американские войска, но в селе их не видели. И наконец — День Победы! Действительно, был «День Победы со слезами на глазах!» – как в песне.
Долгим и сложным был путь домой, но радостным. Я очень волновалась, когда в г. Опельн нас проверяла фильтрационная комиссия КГБ, ведь у меня только рабочая книжка на чужую фамилию, но с моей фотографией. Меня подробно обо всем расспросили, рассмотрели фотографии родителей, сестер, братьев. Книжку, очевидно, оставили в деле. Я с трепетом ожидала результата и сколько было радости, когда через несколько дней я получила направление в Киев! Домой я попала только 19 августа 1945 г. С горечью узнала, что погиб на фронте муж старшей сестры и она осталась с двумя детьми. Братья живы. Я работала, училась в вечерней школе, окончила 10 классов, потом заочный техникум легкой промышленности. У сестры все сложилось хуже – прямо с Германии ее отправили на лесоразработки и домой попала нескоро.
И сейчас, когда слышу о бесконечных войнах, хочется сказать: «Опомнитесь, люди, мы созданы для любви и созидания, а не для того, чтоб причинять страдания друг другу!»