Шульга Валентина Ивановна

Родилась 23 августа 1915 года. 22 июня 1941 г. у меня родилась дочка. Я еще в роддоме была, муж ушел в часть, возвратилась в дом, где ждал сын Валентин, 1937 года рождения. Начались ежедневные тяготы войны. В 1943 г. город Славянск весной был в оккупации. Наши сильно бомбили город. Сын был в саду, игрался, собирал осколки. Я купала в хате дочку. Вдруг слышу крик: «Мама». Выскакиваю, о Боже! На крыльце стоит сын, а из рукава пальтишка течет кровь.
Комнату заняли солдаты-немцы, я с детьми в кухне. Я немцам прислуживалась, а они изредка делали перевязки сыну. Возле хаты был входной погреб, в него попал снаряд, окна в хате вылетели, крышу волной снесло. Солдаты ушли. Я прослышала, что в доме бывшего врача находится немецкий врач, рискнула к нему обратиться. Был вечер, хозяйка к нему не пускала. Я ворвалась в комнату. Он играл на пианино. Поднялся и смотрит на меня. Я прошу сходу: „Пан доктор, у меня ранен сын 5-ти лет осколком. Мне нужна ихтиоловая мазь”. Он дал листок бумаги, карандаш, пиши адрес, сказал, завтра приду. На второй день пришел с санитаром, обработали раны — плечо и руки, перевязали и еще два раза приходил санитар.
А как жить дальше? Город Днепропетровск — город моей юности, там жила вся родня, и я решила пробраться к ним. Ждала сутки на вокзале, пока подошел товарняк с людьми из Харькова. На утро состав остановился в Днепропетровске, был еще сумрак, я взяла дочь на руки, сына за руку, сидор на спину и спустилась с вагона, и не успела отойти, как почувствовала удар по спине и окрик: «Цурук!» Подтолкал меня к вагону. Дочку вбросила в вагон, потом сына, а меня уже чьи-то руки втянули как животное. И начались тяжкие испытания в дороге до самой Германии. Выгрузили нас в тупике, на пустыре заросли. Сошла на землю с детьми, и я плакала, обнявши детей, ничего перед собой не видела, только слышала, переводчица говорит: „Чего она плачет?”
Так началась лагерная жизнь. Сначала работала в Тафен лагере, где одни итальянцы и бельгийцы жили, а дети оставались в остлагере без присмотра, и когда были бомбежки, а это ужасно, я подходила к мосту через канал и просила жандарма, чтобы меня пропустили к детям: через некоторое время оставили работать в остлагере техничкой. Сфотографировали на пропуск с номером 498, который до сих пор у меня сохранился.
Однажды я была на работе, а дети мои и другие постарше игрались возле металлического купола, когда по нему стучали, то звук раздавался на весь лагерь. В это время лагерфюрер Верник отдыхал, и это ему мешало. Он собакой их натравил. Постарше разбежались, а моих собака загнала в барак под койку. Когда я узнала, прибежала, вытянула из-под койки, успокоила (не дай Бог никому видеть детей в таком состоянии), уложила, а сама в горячах пошла на вахту и сходу: „Господин Верник, зачем вы моих детей травите собаками? Они не имеют отца, родины, защиты!” Вижу, Верник подымается и идет на меня (у него правая рука — протез), и бьет меня протезом по лицу. Я только услышала, как комендант Мюллер сказал: «Денуг». Дальше очнулась на лавке на улице, вся в крови и возле меня санитар. Нос мой приобрел фиолетовый цвет пожизненно, как у горького пьяницы.
Участились бомбежки, открылся второй фронт. Однажды было воскресенье. Воют сирены. Тревога. Все повыскакивали, я одеваю детей, воняет дымом. Дошла до двери, уже полно дыма в бараке. Посадила дочку Свету на стол, схватила табуретку и выбила окно с рамой. Опустила сына на землю, ему подала дочку, а сама уже вылазила из барака, языки пламени лизали ноги. Детей в охапку и через этот ад в лес-спаситель.
Возвратилась в лагерь. Половина — одно пепелище. Ночь провела в мужском бараке. Ночью была проверка, осветили фонарем, кто-то махнул рукой. Благо, пищеблок невредим. Потянулась очередь за баландой. Сигналы тревоги ежедневно. Но предчувствие свободы уже появилось. Детей не отпускала от себя ни на шаг. Узнали об окончании войны почему-то ночью. О, это ликование не под силу мне описать! От мала до велика все вышли из укрытий. Победа!
Возвратилась на Родину. Ни кола, ни двора и на работу никто не берет – в «Германии была», и все же как исключение взяли грузчиком на железную дорогу. И мы тянули эту лямку до осени 1946 г. Демобилизовался муж!
Хочу поблагодарить от всей души женщин-немок, которые встречали меня с детьми на подходе в лагерь. Спасибо им за сердечное внимание.