,

Пехова Зоя Митрофановна

Я родилась 5 июня 1926 г. в г.Киеве в семье служащего. Мой отец был инженером, мать домохозяйкой. Мать умерла в 1940г.
Когда началась Великая Отечественная война, отец был мобилизован, старшая сестра, которой исполнилось 17 лет, закончила курсы медсестер и ушла на фронт добровольно. Оставшись одна в период оккупации немцами г. Киева, я вынуждена была добираться в г. Стародуб Брянской области, где проживали наши родственники, пешком 350 км по морозу в -40°С. Прибыла туда в январе 1942 г. Там уже стояли немцы.
В сентябре 1943 г. всю молодежь г. Стародуба 15-17 лет стали насильно отправлять в Германию на принудительные работы. Ни плач детей, ни отчаянные крики матерей не могли остановить фашистов. Вспоминаю, как перед отправкой поезда немецкий офицер выступил с речью, в которой восхвалял фашистский режим и немецкую культуру, а под конец пригрозил, что в случае побега кого-то из нас, наши родители будут расстреляны. Но о побеге не могло быть и речи: нас везли, как скот, в закрытых товарных вагонах под военной охраной.
Мы попали в Австрию, где нас определили в лагерь «Энцесфельд», мы стали работать на военном заводе. Проработав там месяца 3-4, я попала на пороховую фабрику (филиал этого завода). Как это произошло?
Однажды на заводе забился подземный конвейер, выносящий металлическую стружку во двор. И нас, русских и украинских девушек, заставили работать на прочистке этого конвейера. Это была тяжелая работа: под землей было холодно (это было зимой), стружка резала наши руки. Я взяла на себя смелость сказать об этом мастеру. Сказала, что есть для такой работы мужчины. Рядом с нами в цеху работали чехи, поляки, французы. Мастер долго кричал на меня, угрожал, назвал меня «партизанкой».
Этот инцидент не остался без последствий. Через несколько дней меня одну в наказание отправили на пороховую фабрику. Сами немцы назвали ее «фабрикой смерти». Вскоре я поняла почему. Воздух в цеху был наполнен мелкой пороховой пылью. До сих пор помню сладковато-горький привкус пороха во рту. На рот и нос мы надевали повязки, но это не помогало. Мы взвешивали порох без перчаток, пороховая пыль проникала повсюду. Волосы от пороха становились красными. Едкая пыль садилась на легкие. Мы все кашляли, многие болели. Я две недели проболела воспалением легких, но кашель еще долго не проходил. В основном на самых тяжелых работах трудилась советская молодежь.
Мы жили в бараках, спали на двойных нарах, мерзли зимой, питались в основном брюквой и капустой. Жили под прессингом постоянного голода и страха болезни. Знали, что немцы больных на работе не держат. Тяжелобольные просто исчезали куда-то.
До самого освобождения я работала в качестве рабочей на этой фабрике. Мы все были патриотами и мечтали вернуться к себе на Родину. Но пребывание на принудительных работах в Германии и Австрии стало «позорным» фактом в нашей биографии. При существующем тогда сталинском режиме нас считали «предателями» и «врагами народа». Поэтому каждый из нас старался это скрыть — это нас угнетало, мы жили в страхе.
Таким образом нашему молодому поколению был нанесен не только физический, но и большой моральный ущерб. Были искалечены судьбы тысяч людей.
Несмотря на все трудности, мне все-таки удалось закончить Киевский Государственный университет. Я проработала 30 лет преподавателем в школе. А сейчас я на пенсии.
Бывшим остарбайтерам сегодня особенно тяжело. Это старики-инвалиды, потерявшие свое здоровье. Они получают мизерную пенсию и остро нуждаются в помощи.