,

Ковальская Екатерина Дмитриевна

Письмо дочери

Моя мама во время войны, в 1943 году нашла иконку, которую, вероятно, потерял немец. Немцы были хозяевами в нашем селе, заняли фаянсовый завод и недалеко от нашей хаты проводили вырубку леса вдоль дороги, на 30 метров по обе стороны. На вырубку леса сгоняли всех, кто мог работать, и не был занят на заводе. Немцы были частными гостями у нас, забирали все, что было съедобного: яйца, молоко, масло, застрелили 9 кур из 10-ти. Десятая спряталась в кустах, и мы потом развели от нее цыплят. Зарезали годовалого кабанчика, а потом объявили, чтобы приводили коров на прививки, которые делали ветврачи на базаре. У нас было две коровы, и мама с дедушкой повели их на прививки. Но вместо прививок немцы сказали привязать коров и отойти. Недалеко от базара стояли крытые брезентом машины и, увидев это, одна женщина бросилась отвязывать свою корову, которая была единственной кормилицей семьи, а немец, стоявший неподалеку, разрядил в нее всю обойму своего автомата. Началась паника, люди плакали, немцы палили поверх их голов.
И вот мы решили обратиться к бывшим солдатам Рейха, чтобы нам вернули стоимость двух коров, девяти кур и кабанчика весом в 150 кг. Говорят, что немцы очень честные люди и чужого не берут, а если кто что потерял, отдают в бюро находок, где вещь сохраняется, пока не найдется хозяин. Дело в том, что у нас продаются старые магазины, и мы с мамой решили, если нам вернут стоимость наших коров и поросенка, мы купим магазин и сделаем столовую для нищих и сирот. Душа не выдерживает смотреть на голодных, больных стариков, пенсии которых едва хватает на хлеб и молоко, а о лекарствах и больницах разве что можно помечтать. В нашем селе еще продается пекарня за 2 тыс. долларов, можно было бы выделять голодным хоть немного хлеба. Конечно, всех не накормишь, уж слишком их много, но хоть частично можно было бы облегчить их жизнь.
Самая моя большая мечта с детства — построить красивый дом и обеспечить всем необходимым тех, кто не может себе этого позволить. Это сироты и люди почтенного возраста, инвалиды. Я сама выросла в детском доме, потому что моя мама инвалид детства, 2-я группа, и у нее не было возможности меня вырастить. А самую большую жалость вызывают у меня фронтовики, которых я видела в детстве в Доме инвалидов в поселке Довбыш. Там было много молодых людей с обожженными лицами, без глаз, без рук и ног, с перебитыми позвоночниками. Это был ужас, мое детское сердце разрывалось от жалости. Я родилась в 1949 году, но мои двоюродные сестры с 1954 по 1960 год работали санитарками в этом Доме инвалидов и брали меня с собой. Инвалиды просили, чтобы я им спела или рассказала стих, их лица, как живые, в моей памяти, как они кормили друг друга, брили, одевали и возили в колясках.
Я бы хотела, чтобы мое письмо было переслано в Германию госпоже Сюзанне Воок и опубликовано в газете, которую читают бывшие солдаты Вермахта. Может, кто-то захочет искупить свой грех, вернув нам то, что взяли без спроса, и с миром уйти в мир иной. А, может быть, у кого-то не на кого переписать свое имение, мы бы разделили его между бедными. Мне бы очень хотелось помочь бедным, хоть мы и не богаты, но есть люди, которые живут во много раз хуже, чем мы.
В доказательство, что я говорю правду, эта иконка, которую мы хранили много лет.