Гамзов Валерий Михайлович

Я родился 9 апреля 1939 г. в г. Карачев, Брянской обл. (Россия). Отец Михаил Ферапонтович тогда работал директором кондитерской фабрики, мать Александра Федоровна — продавцом гастронома.
Но началась Великая Отечественная война. Отец сразу ушел на фронт. Мы (это я, мама и мой старший брат, 1937 г. рождения) остались в г. Карачев, который уже в том же году (ранней зимой) оккупировали немцы. Что видели тогда детские глаза? Кругом полыхало все, что могло гореть. И так было днем и ночью. Наша Брянская область стала партизанским краем. Немцы часто устраивали облавы на партизан. Но ловили всех, а потом сортировали. Если кого считали партизаном, все — вешали на грудь табличку «Партизан» и, проведя через весь город под конвоем с овчарками, уводили на расстрел. Немцы уверенно наводили «свой порядок».

Обычно мы вместе со взрослыми в эти часы прятались под печкой, сараем, в подвалах. Немцы продолжали бомбить и оккупированные города. Нагоняли на мирных, гражданских людей страх. Это все предусмотрел в своей книге «Mein Kampf» Гитлер. Разбомбили и наш дом. Общими усилиями (из деревни приходил наш дедушка) вырыли землянку и стали в ней жить, но при бомбежках мы сразу после тревоги выбегали на улицу, становились под еще целые стены и ожидали конца бомбежки, а потом, мы, дети, выколупывали из стен осколки, собирали их в «папин» портфель и хранили специально для показа отцу. Вскоре наступило некоторое затишье. Немцы бросили свои армии на Москву.
Мать стали гонять на работу в столовую, немцам надо было кормить раненых, а их поступало с фронта, который был тогда под Москвой, много. Их прогулка заканчивалась. Они узнали, что такое Россия, и готовились уже отступать. Конечно, мы, дети, уже тогда знали, что скоро Красная Армия разобьет их и выгонит с нашей земли. Так мы были воспитаны. Каждый из нас, пацанов, ожидал прихода Красной Армии. А мама по-прежнему ходила на работу в немецкую столовую, чтобы как-то жить. Немцы начали ловить молодежь, грузить в товарняки и отправлять в Германию. А вскоре дошла очередь и до нас. Мы жили возле вокзала (станции) и часто своими детскими глазами смотрели на все эти трагедии. Душераздирающие крики с обеих сторон, разносились по городу. Люди перепрятывались, а их с собаками опять вылавливали и грузили в вагоны. Заколачивали досками двери, делая надпись на вагонах. Остарбайтен, что для других означало «восточные рабочие». А ведь немцы уже отступали. Недаром говорили: Велика Россия — а отступать некуда! Еще раз увидели трагедию ловли и загрузки товарняков нашими людьми. И все это под конвоем и охраной с собаками. Но вот и нас взяли под конвой и — на погрузку в вагоны-товарняки. Долго там же на станции сначала сортировали.
На наше горе мы очень подходили под их стандарты. Мы же были светловолосые и голубоглазые. В начале немцы хотели нас с матерью разлучить. Страшно даже вспоминать эти сцены. Мама сильно плакала, кричала, просто выла, рвала на себе волосы на голое, не хотела нас одних отдавать.
Немцы после очередного осмотра
решили отправить с нами и маму. Загрузили нас в товарняк, и повезли в Германию. Это был август 1943 г. Эта дата указана в справке КГБ. Но даже эти товарняки для скота подвергались бомбежке. Везли нас долго. Не знаю, на какую станцию привезли, но потом мы оказались в г. Бракц, где мы, дети, содержались в лагере, а мать работала чернорабочей у бауэра, и это тоже подтверждено справкой КГБ. Это был один этап нашей жизни.
Разместили нас в бараки с трехъярусными нарами. Опять переклички, проверки и, конечно, дезинфекция по-немецки. Но время шло. И вот уже в апреле 1945 г., после обстрела, вдруг сразу все стихло. По лагерю пошли слухи: немцы удрали.
В лагере появились какие-то новые люди. Это оказались американцы. Сразу наступили сытые дни. Нас, особенно детей, стали хорошо кормить, потом хорошо одели и нас с матерью направили на сельскохозяйственные работы. Правда детей работать не заставляли. Потом отдали временно одной семье бауэра. Мама стала обслуживать ферму с коровами, где и жили такие же «русише-швайне». А потом пришла похоронка на воевавшего бауэра-штабс-капитана (мужа хозяйки), и нас с матерью забрали в дом. Там мы жили уже вместе с немецкими детьми, быстро научились разговаривать по-немецки. Мама через немецкий Красный Крест узнала, что отец еще жив и воюет на румыно-советской границе (тогда он был в звании капитана). Позже мы с ним соединились на одной из пограничных застав Черновицкого погранотряда. Тогда же, в августе 1945 г., оказались в г. Герцы Черновицкой области, по месту службы отца. А дальше — школа, техникум, институт и, наконец, работа. Сразу был направлен в г. Долина, тогда Станиславской, ныне Ивано-Франковской области. Так, по-моему удачно, начал трудовую биографию. Сразу выделили, как специалисту, комнату. Продолжал обучение заочно во Львовском политехническом институте. Так я учился, работал и женился на сироте. Моей женой стала дочь бывшего председателя соседнего сельсовета. Его (ее отца) убили зверски (распилили пилой живьем на глазах у односельчан). Присутствовавшая при этом старшая сестра Анны заболела и умерла. Анну забрал к себе в райцентр ее дядя. Тогда он был председателем райисполкома. Его называли только «Пан Галив». Он был человек образованный. Они занимали большой дом на пригорке. Там и стала жить будущая моя жена — Анна.
Нам сыграли хорошую, довольно многочисленную, комсомольскую свадьбу. Надарили очень много подарков. А вскоре мы переехали на новое строительство: сначала в г. Тернополь, а потом в г. Черкассы, где и сейчас живем. Я уже на льготной пенсии. Единственный сын Сергей женат на дочери полковника. Все эти мои родичи проживают сейчас в Москве. В последнее время я работал заместителем генерального директора по строительству. Теперь уже на пенсии.