Ескина Полина Ивановна

Родилась в 1926 г. в селе Карасовка Золочевского района Харьковской области. До 1933 года жила с родителями в деревне. Мой дед и отец занимались сельским хозяйством. В 1933 году началось раскулачивание зажиточных крестьян. «Активисты» из сельсовета ходили и забирали: зерно, овощи, птицу и имеющийся скот. Хозяйство у моего отца было небольшое; было немного земли, которую обрабатывали все члены семьи (а их было 12 человек). На поле работали и женщины, и подростки. Наемных работников никогда не нанимали.
Из нашей деревни было выселено несколько семей, так называемых, кулаков. Увозили в разные места России: в Сибирь, на Колыму и в другие отдаленные места. Нашу семью посчитали средне-зажиточной и решили не выселять, но обложили страшным денежным налогом. В семье денег не было, поэтому у нас описали все имущество: хату, амбар, сарай, мельницу. Все это пошло в колхоз. Вся наша семья осталась на улице. Угнали скот: одну корову, одну телочку, лошадь и большую свинью с маленькими поросятами. Моя бабушка плакала, умоляла оставить нам хоть коровку, чтобы кормить меня и брата. Бабушка и дедушка умерли голодной смертью под забором у родственников. Отец с матерью решили развестись, потому что нас продолжали преследовать. Моя мама была из очень бедной семьи. И мама решила уехать в Харьков, наняться куда-нибудь на работу. Забрала с собой меня и брата 1923 г.р. Мама работала у разных людей, кому мыла окна, кому стирала белье. Нас пускали ночевать – у добрых людей мы, бездомные, ютились, как котята. Но однажды ей очень посчастливилось, ее устроили на работу в ЦК партии, помогли найти хоть какую-то квартиру. Это было подвальное помещение – глубокое и сырое при 1-м Мединституте г.Харькова. Хозяин квартиры работал рабочим на кафедре анатомии, помогал врачам в прозекторской: имел дело с трупами. Мы были этому страшному жилью «рады».
В Харькове начался голод, по улицам падали люди и умирали от голода. Я видела, как голодный ребенок просил кушать, а мать была уже мертвая. Однажды мама убирала кабинеты ответственных работников этого учреждения. Я ходила по ковровым дорожкам лестницы, играя с маленькой метелочкой. Вдруг остановился лифт и из него вышел очень приятный мужчина, ласково посмотрел на меня и спросил, почему я здесь, а не в детском садике. Это был член правительства – Павел Петрович Постышев. Подошла мама и рассказала ему все о нашей тяжелой жизни. Он повел нас в свой кабинет и распорядился, чтобы меня срочно приняли в детский сад. На другой день меня отвели в замечательный садик, там дети были всех работающих в ЦККП(б)У. Мне было очень хорошо: кормили сытно, летом вывозили на дачу, нам читали хорошие детские книжечки, было много игрушек. П.П.Постышеву я очень благодарна за его доброту к детям. Он любил детей и много хорошего сделал для ребят в эти годы. Он распорядился открыть замечательный Дворец пионеров, был открыт бесплатный вход в городские сады и парки.
В 1934 году я пошла в школу и окончила 7 классов в г.Харькове в 1941 г. Началась война. Немецкие самолеты бомбили г.Харьков и другие города, железнодорожные станции, заводы и другие важные объекты, эвакуировались заводы, фабрики, учебные заведения.
Перед войной мама вышла замуж за человека, у которого была жилплощадь в 1-комнатной коммуналке. Она решила нас «вытянуть» из подвала, уберечь от болезни и сырости. Отчим мой был часто пьян и устраивал скандалы на весь дом, обижал маму, а мы в страхе все терпели. В 1941 году он уехал с воинской частью, где работал в то время, меня и маму оставил в Харькове – лишнюю обузу не захотел брать.
В город вступили немецкие войска. Ехали с песнями и музыкой войска «СС». Мы прятались по подвалам и замыкались в квартирах. Страшные, злые стучали во все квартиры, искали партизан. Забирали подозрительных мужчин и молодых ребят в заложники. По городу взрывались здания, где останавливались немецкие офицеры и солдаты. Многих заложников расстреливали и вешали на больших домах. Висело несколько человек на гостинице «Интернационал», на здании Госпрома и на других учреждениях. В городе начался голод. Люди, измученные и голодные, стали ходить по деревням, меняя скудные вещи на зерно, овощи, хлеб.
Брат мой окончил Харьковскую артиллерийскую школу и был направлен в 1940-м году в Ленинградское артиллерийское училище для дальнейшей службы. В 1942 году в училище был ускоренный выпуск курсантов, в звании лейтенанта его направили на фронт. В первых боях на Курско-Орловской дуге погиб мой брат в первых страшных боях, как и многие молодые офицеры его училища.
Спасаясь от голода, мы с мамой тоже ходили в деревню, где уже почти ничего не было купить или обменять. Мама, как могла, меня прятала от домоуправа, который приносил повестки о явлении на биржу труда. Меня искали, соседи выдали, где я нахожусь. В 1942 году меня оставили на бирже, и я вынуждена была ехать в Германию. По дороге часто нас бомбили, мы прятались в кукурузу и подсолнухи на полях. Вагоны были товарные: страшная духота, теснота и страх перед будущим. В дороге нас водили в баню, вещи дезинфицировали. Я подружилась с женщиной с двумя детьми, и мы вместе ехали. Наконец поезд остановился невдалеке от Берлина. Нас повели в лагерь, обнесенный колючей проволокой. Внутри был завод деревообрабатывающий. Поселили в бараки.
Однажды, в выходной день, я сидела на нарах и плакала. Женщина с детьми меня успокаивали, как могли, утешали. Неожиданно к нам подошел наш переводчик, а с ним господин с мальчиком лет 12. Долго говорили между собой, а потом переводчик мне сказал, что этот господин – наш хозяин завода, а его сыну понравились мои длинные косы, и он бы хотел меня взять к себе на работу домашней служанкой. Я испугалась, не хотела расставаться с моими знакомыми женщиной и ее детками. Переводчик мне сказал, что люди они очень хорошие, у них еще две девочки моего возраста, они меня не обидят. На другой день меня посадили в машину и повезли в Берлин, где я должна была жить и работать. Город Берлин жил спокойной нормальной жизнью. На балконах везде цветы, чистота и спокойствие. В семье меня приняли хорошо. Квартира очень большая, вся в коврах. Мне объяснили, чем я должна заниматься, я помылась и стала накрывать на стол. Их пять человек в семье, а меня сразу посадили между детьми за столом, вместе с хозяевами. Я сидела за одним столом с хозяевами, кушала то, что и им подавала. Мальчик меня всему учил по хозяйству: пылесосить ковры, мыть полы, окна, убирать кровати и обязательно полдня проветривать все постели. Кормили хорошо, хотя у них тоже все было по карточкам. Меня учили немецкому языку. Приходила русская эмигрантка, подружка дочери хозяйки, и со мной занималась один раз в неделю. Хозяева ей платили, а она очень интересовалась, как я жила в Украине, какая была жизнь в Сосетском Союзе. У ее отца до революции были на Урале золотые прииски, отец был офицер. Они уехали в 1917 году и ездили по всему Западу, обеднели, и очень тосковали по России – Родине.
Я многому научилась хорошему в этой семье. Меня учили хорошим манерам: как вести себя в обществе, как сидеть правильно за столом, как говорить с людьми любого звания, никого никогда не унижать. В выходные дни (а мне давали полдня для себя) меня хозяева возили по городу: показали Берлинский зоопарк, выставку цветов. Все вместе с семьей поехали в город Потсдам. Везде было чисто, красиво, ухожено. В Потсдаме показали замок кайзера «САНСУШ», хотя он был в то время закрыт. Иногда я ходила в русскую Православную церковь, это было в Берлине. Но в 1944 году начали бомбить города Германии, это налетали американские и советские самолеты. В городе началась паника, многие семьи уезжали на Запад. Меня тоже возили хозяева по многим городам, но потом все-таки оставили одну в Берлине. Во время налетов бомбардировщиков население убегало в бункеры, очень крепкие железобетонные сооружения. Я очень боялась и неоднократно теряла от страха чувства и падала в обморок. Немецкие женщины меня спасали, заботились как за свою. Разгорались страшные бои за Берлин. Советские войска окружили город, день и ночь били по всему городу из автоматов, летели тысячи снарядов с тяжелой артиллерией. Город был взят уже 1 мая, вывесили белые флаги, но еще шли внутренние бои. С чердаков строчили автоматы. Подростки, так называемый «Гитлерюгенд», стреляли с чердаков и балконов по нашим солдатам и офицерам. Шли чередой наши советские танки, земля была в огне. По улицам падали женщины и дети, шли девушки-регулировщицы, направляя военные машины. Во многих местах горели дома, по улицам лежали убитые наши и немецкие солдаты.
Через несколько дней все затихло. Мы, оставшиеся в живых остарбайтеры, были направлены в места для сбора репатриированных в город Франкфурт на Одере, для отъезда на Родину. На одной из остановок, где управляли девушки-регулировщицы, меня посадили на машину, которая шла в воинскую часть. Ехавший офицер узнал, что я неплохо говорю по-немецки, решил меня повезти в часть. Там оставили меня в политотделе. Основательно проверили, кто я и как попала в Германию, где жила и работала. Здесь я стала работать, а позже вышла замуж за одного офицера части. Ночами ездили по лесам и деревням, искали бежавших немецких колдат. Их проверяли и отпускали. Проработав несколько месяцев, мы с мужем поехали в отпуск, он сам был с Кубани. Заехали в Харьков, где с радостью встретилась с мамой (слава Богу, живой). Потом муж уехал снова в часть, а меня оставил с сыном на Кубани у родных. Потом выяснилось, что он до меня был женат, и мы с ним развелись. В Харькове я пошла учиться в фельдшерско-акушерскую школу. По окончании работала в военных госпиталях и воинских частях. Вышла замуж второй раз, муж был тоже военный офицер. Ездили по многим местам Союза: были на Дальнем Востоке – Сахалине, Курильских островах. У нас уже было 3 сына. Потом, через несколько лет, мы приехали в Харьков, и я поступила на заочное отделение Харьковского фарминститута.
По окончании работала на кафедре фарминститута, потом в аптеках, а также в медицинском институте лаборантом, кафедра фармакологии. Подросли сыновья – все выучились, работают, все хорошие люди, меня уважают и заботятся о своих детях. Я хожу в Православную церковь, стала глубоко верующим человеком. Молюсь Господу Богу и благодарю за то, что я выжила в ту страшную кровавую войну, молюсь, чтобы не было больше сирот, голодающих и бездомных детей. Слава Богу за все.