Мелихов Виталий

Родился 28 августа 1924 года на Донеччине в г. Славянске в семье обычного ремесленника. Годы детства и ранней юности прошли в бурных, порой трагических преобразованиях в стране: массовая, зачастую насильственная коллективизация крестьян, голод 32-33 года, массовые репрессии так называемых «врагов народа», военные конфликты с Японией, Финляндией, Польшей и, наконец…, с Германией. Чего мы никогда не ожидали так как существовал мирный договор между Германией и СССР.
Начало войны с гитлеровской Германией, внезапно напавшей на нашу страну, я «встретил» в чудесном уголке природы, с удочкой, на берегу р. Оскол. Был замечательный солнечный день — 22 июня 1941 года. Тогда весть о начале войны как-то не воспринималась нами всерьёз т. к. мы верили в мирные обязательства между правительствами Германии и СССР. Но вскоре все мы убедились, что вторжение германских дивизий на территорию СССР — это реальные факты, и первые месяцы военных действий принесли колоссальные потери для армии. У всех окончательно развеяли надежду на какое-то недоразумение.
В начале сентября 1941 года начался учебный год. Мы шли за парты осваивать грамоту уже в атмосфере трагических военных событий на фронте от Балтики до Черного моря. В середине сентября нам, учащимся 9-10 классов, объявили, что мы должны срочно отправляться на «оборонительные работы», рыть противотанковые рвы в степях приазовья. Задание было очень трудное и ответственное, но организовано было очень плохо. Везде чувствовалось паническое настроение. Мы, едва начав эту работу, вскоре не увидели никого из руководителей. Все они внезапно куда-то исчезли, оставив нас на произвол судьбы. Да это и не удивительно т. к. они знали лучше нас о том, что немецкие войска стремительно двигаются на восток и к концу октября вышли уже к берегам р. Северский Донец. Так масса мирного населения оказалась на оккупированной территории гитлеровскими войсками. Это было для всех нас очень тяжелое время. Части Красной Армии, уходя на восток, увозили или уничтожали все ценное и крайне необходимое людям оказавшимся на оккупированной территории. Взрывались или сжигались производственные склады, уничтожались все важные объекты жизнеобеспечения для людей. Голод, холод вслед за оккупантами вошел в каждый наш дом! Вскоре во всю заработала германская временная комендатура: начались обыски, облавы, расправы над людьми. В результате успешных военных действий для германской армии в первые месяцы войны, в руки оккупационных властей попали сотни тысяч мирных советских граждан. Этим огромным трофеем живой рабочей силы оккупанты незамедлительно воспользовались. Уже к началу весны 1942 года огромные этапы подневольных рабочих начали направляться на принудительные работы в гитлеровскую Германию. В начале марта 1942 г. я, вместе с сотнями моих земляков-краматорчан, обманным путем был отправлен в г. Днепропетровск, где нас около месяца содержали в местной тюрьме. В конце нашего пребывания там мы прошли «санобработку», и только при погрузке в вагоны на ст. Днепропетровск нам объявили, что мы отправляемся в Германию на принудительные работы. Вскоре мы оказались в огромном пересылочном лагере г. Гаммельбург. В этом лагере, нас как рабов метили какими-то бирками и распродавали представителям различных фирм, прибывших с разных городов Рейха. Я, как узник без специальности, был оценен стоимостью 8 РМ, кто был из нас со специальностями — стоил 10 РМ. В конце концов, я попал в г. Швайнфурт на Майне, на фирму SKF, где тут же меня спешно обучили шлифовать на станке шарикоподшипниковые кольца. Условия труда были жуткие. Работали в цехе, огороженном железными решетками (как в зверинце). На входе неустанно стоял нацист-надзиратель с огромными кулаками, которые он пускал в ход по малейшему случаю. Избивая нас, он, видимо, получал огромное наслаждение. Двухсменный режим по неделям с 15 ч до 3 ночи и, наоборот, в крайне голодном состоянии, в столь изнурительных условиях труда, вскоре измотали наши молодые, еще не окрепшие организмы. У меня и еще у некоторых других товарищей началась дистрофия в результате крайнего истощения. Но выхода у нас не было. Жаловаться — некому. С лагеря до завода под конвоем нам приходилось передвигаться около часа, после смены столько же назад. Вскоре мои силы иссякли. Но таких как я, ослабленных лагерное начальство куда-то отправляло на «поправку». Но оттуда, увы, никто не возвращался. «При помощи” добрых людей из санчасти лагеря, я временно был госпитализирован на несколько дней. Девчата санитарки (из наших) проявили максимум стараний ко мне, старались меня «подлечить» лишним черпаком баланды, т. к. еда в моем положении тогда была основным «лекарством». Но долго продолжаться так не могло. Каким-то чудом санитарки уговорили лагерфюрера, и меня, как ослабленного перевели на другую работу в дневную смену — подручным токаря. Здесь я стал заметно поправляться, т. к. от некоторых немецких рабочих мне доставалось иногда кое-что от «тортиков». В то время рядовые немецкие рабочие тоже страдали от нацистского режима. Они тоже изрядно рисковали тем, что украдкой давали нам картошки, сухарей и пр. Тогда мне стало совершенно ясно, что нацизм для простых немцев является тяжким бременем и злом. К концу 1942 и началу 1943 г. авиация антигитлеровской коалиции начала активно наносить бомбовые удары по германским промышленным объектам. Но страдали зачастую не только эти объекты, но и жилые кварталы, где погибало множество мирного населения. Мне неоднократно приходилось помогать в поиске и извлечении из-под развалин, погибших людей. Со временем стало ясно, что цель этих массированных налетов была не только разрушать военные объекты, но и как можно больше разрушить жилых кварталов вместе с их жителями, тем самым нанести удар по психике и стойкости немцев. Для этого «союзники» не жалели бомб, людей из летного состава. Так наз. стратегия «Beselangrif» (нападать и все сметать метлой) заработала на полную мощь. В итоге, в начале 1944 г. г. Швайфурт был почти полностью разрушен. Мне, чудом оставшемуся в живых, удалось в эту страшную ночь убежать за 18 км от города, где я вскоре пристроился на каменном карьере разнорабочим. Но в июне 1944 г нас, несколько таких же беглецов, как и я, арестовала полевая жандармерия и доставила опять в тот лагерь. Но тот цех, где я работал ранее, настолько был разрушен, что вскоре меня и еще несколько человек отправили работать от этой же фирмы на подземный завод пос. Нкарциммен. Об этом жутком подземелье я и сейчас без содрогания и ужаса не могу вспоминать. Сотни, тысячи немцев, пленных итальянцев, советских пленных, «остарбайтеров», задыхался от гипсовой запыленности и нехватки воздуха в полумраке этого подземного лабиринта, вынуждены были работать в этом кошмарном подземелье. И все же всему этому пришел конец. К весне 1945 г при приближении американских войск, нацисты, не дождавшись полной эвакуации людей из подземелья, взорвали все выходы и входы, в панике смотались куда-то… К счастью многие из нас в это время находились в своем лагере на самой вершине этой пустотелой горы, которая стала для многих братской могилой. Но вот для оставшихся в живых настал самый счастливый и долгожданный день — 1 апреля 1945 года! День освобождения! Скорее, скорее домой! Но путь этот оказался не легкий и непростой. Правда, американцы постарались нас быстро доставить к р. Эльба в Магдебург. Там мы были переданы в руки советских властей. Всех нас переполняло радостное чувство освобождения, какого-то душевного облегчения, реальной возможности вскоре встретиться со своими близкими, родными. Но вскоре этот радостный порыв угас от ледяных взглядов представителей наших властей. Начались бесконечные обыски, допросы, проверки, т. е. «фильтрация». Среди «белого дня» солдаты-конвоиры чинили над нами расправы, отнимали вещи, с которыми мы мечтали добраться домой и что-то подарить своими родителями. Откровенная враждебность и отчуждение к нам, бывшим узникам, выражалась в той же степени, что при вражеском нацистском режиме. Одних только «фильтрационных» проверок я прошел в Магдебурге, Бельциге, Франкфурте. Стало ясно, что нам никогда не оправдаться перед советскими властями за невинное пребывание в гитлеровской неволе. Хотя основными виновниками нашей трагедии были те же советские власти, допустившие факт пребывания нас в неволе у нацистов. Это они предательски оставили нас без защиты на произвол судьбы, в панике сбежав подальше на Восток под ударами гитлеровской военной машины в ходе первых военных действий. Со временем мне стало ясно, что ко всем нам советский режим негласно приклеил ярлык людей второго сорта. Выходит, что ничего почти не изменилось и дома. Отношение к нам почти тоже, но с той лишь разницей, что ходили мы у себя дома без конвоя. Хотя многие из нас и это прочувствовали, попав транзитом в дальние спецлагеря.
И начались наши мытарства в поисках работы, жилья-места под солнцем. Некоторые старались как-то скрыть факт своего пребывания в фашистской неволе. Но остальные смирились со своей судьбой и… включились во всенародное восстановление народного хозяйства. Эти послевоенные годы были невероятно тяжелыми для всех, но для нас, б/узников — тем более. Работу предоставляли только самую тяжелую с вредными, опасными условиями труда. А тут еще и голод 1946-47 годов. Жить стало просто невыносимо. Надо было что-то предпринимать, чтобы выжить. Решил. Собрал кое-какие пожитки от умершей недавно матери и уехал на запад Украины в надежде там что-то выменять из продуктов. Ехал «зайцем» на товарном поезде. Была ночь, недалеко от ст. Здолбуново случился конфликт с одним типом. Он пытался силой утащить мой чемодан с пожитками. Схватка закончилась в мою пользу — он улетел через борт платформы вместе со своим ножом, которым угрожал мне. Наутро доехали до ст. Здолбуново. Сидя на вокзале, я планировал, куда податься дальше. В это время — облава, проверка документов. Два мента подошли ко мне. Я поднялся, достал паспорт, предъявил. Они почему-то приказали идти в отделение милиции. Делать было нечего, нагнулся за чемоданом — его нет. Оглянулся — сзади перебинтованный тот же тип, в одной руке с моим чемоданом. Оказалось, он «работал» на ментов… Следствие, допросы, суд. Меня обвиняли в покушении на жизнь человека! Я уверяю судью, что, защищая свое имущество от злодея с ножом! Все тщетно. Они уже успели сделать запрос по месту жительства. Отрицательного им ничего не сообщили, но факт моего пребывания в Германии судьям пришел явно кстати. Они приобщили это к «делу» и из потерпевшего меня превратили в преступника. В результате 5 лет «исправительно-трудовых лагерей». Да не где-нибудь, а «элитных» краях Колымы. При советском режиме все решалось, как это выгодно тому же режиму. Клеймо человека второго сорта при судебных разбирательствах учитывалось прежде всего. О колымских краях, о «незабываемой» структуре УСВИТЛа (Управление северо-восточных исправительно-трудовых лагерей) коротко не расскажешь, а много писать… может, и вправду говорят: «Кто прошлое помянет — тому и глаз вон». Если коротко — то, как видите, остался жив после этого «исправительно-трудового процесса». Хотя жив-то остался фактически, но духовно все время ощущаешь на шее удавку человека второго сорта. Сейчас я, особенно не опасаясь, могу вслух подзадуматься. Взвесить на весах человеческих: какой же страшнее, бесчеловечнее, преступнее, режим, нацистский или советский? Справедливости ради теперь можно утверждать, что у них, этих режимов много схожего, общего. Но некоторые различия все же есть. Например: нацисты со своими концлагерями, печами-крематориями, целыми армиями палачей войск СС, СА представляли угрозу человечеству, вершили злодеяния в основном с жертвами иноземного происхождения — (евреи, поляки, цыгане, русские и др.). Палачи же советского режима «отличались » в основном на глобальном уничтожении своих так называемых советских граждан в многочисленных фабриках смерти типа «УСВИТЛ». Но в основном эти режимы — близнецы-братья и, как говорится, теперь им «царство» им «подземное».
Наступило наконец-то время демократических преобразований. Наша страна Украина стала страной независимой, суверенной. Но тот налет, накипь от советских времен нашему, да и грядущему поколению еще долго придется «отскребать» в сознании людей, чтобы навсегда забыть о тех злодеяниях против человечества, которые совершили режимы как советский, так и нацистский.