Мартыш (Карпук) Галина Николаевна

«Их не сломила
неволя фашистская»

Я родилась 17 апреля 1938 г. в городе Пушкине Ленинградской области. Это знаменитое Царское село, где А.С. Пушкин учился и написал стихотворение Осень «…осенняя пора очей очарованье…». Это город-парк, утопающий в зелени многовековых деревьев с искусственными озерами, где плавали черные и белые лебеди, с множеством аллей с неповторимыми мраморными скульптурами. Бронзовый памятник «Девушка с разбитым кувшином», из которого постоянно течет родниковая вода. Здесь всегда фото на память. Камеронова галлерея, мраморный грот с бронзовыми фигурами «дискоболов, лицей Пушкина, величественный Екатеринный дворец, где фашисты разместили конюшню. Достопримечательностей не перечесть… Прошу простить за лирическое отступление.
Когда началась Великая Отечественная война, мне было 3 года. Отец в первые же дни войны ушел на фронт. Я с мамой и бабушкой оставалась в г. Пушкине. Мама, заменившая отца-коммуниста на посту управляющего домами, организовывала людей на строительство оборонительных сооружений на подступах к Ленинграду. Несмотря на упорное сопротивление воинов Красной Армии и всех защитников Ленинграда, уже в сентябре 1941 г. фашисты оказались в непосредственной близости к Ленинграду. И мой родной город 14 сентября 1941 года был захвачен немецкими войсками. Это были страшные дни в ожидании смерти. Фашисты зверствовали, розыскивали коммунистов и членов их семей, которых вешали уже на деревьях – виселиц на всех не хватало… Мы с мамой и бабушкой прятались в подвале одной из школ, но оккупанты нашли нас и там. И в морозные ноябрьские дни 1942 года нас погнали этапом в направлении Чудского озера. Около 250 км мы шли по снегу в голод и холод. Многие не выдерживали и погибали на глазах. У голодных матерей не было молока, младенцы плакали не переставая. Раздраженные криками конвоиры вырывали у матерей младенцев и оставляли живые «сверточки» в снегу, а матери теряя сознание шли дальше или оставались лежать, расстреленными на снегу. Мама с бабушкой везли меня на саночках, закутанную в одеяло. Во время перехода мы потеряли бабушку – она отморозила пальцы, и ей без наркоза просто перочинным ножом отрезали их – началась гангрена. Мы похоронили ее около села Добруш Псковкой области.
Когда нас пригнали на железнодорожный вокзал, детей отнимали у матерей и сажали в одни вагоны, взрослых в другие. Никогда не забыть тот плач, крики страданий и человеческой нестерпимой боли, какие были вокруг. Я была маленькой и мама смогла пронести меня под пальто в вагон. Помню как она меня просила только не плакать, терпеть. Так мы с ней попали в один концлагерь близ города Лейпгейм округа Гюнцбург. Маму с другими подневольными, с присвоенным лагерным номерным знаком гоняли работать на авиационный завод фирмы «Мессершмидт». Мы-дети оставались в лагере. Детская память сберегла особенно яркие, чрезвычайные моменты жизни в лагере за колючей проволокой: длинные бараки, нары, часовые с автоматами, с овчарками, баланда, болезни, бомбежки. Отчетливо помню: бомбежка – нас детей согнали на аэродром в бомбоубежище. Темно, тесно, стоим прижавшись телом друг к другу, и только небольшое отверстие сверху, оттуда поступал наружный воздух. Наверху гул и взрывы летящих самолетов, взрывы бензобаков. И в это отверстие попадает осколок и насмерть убивает мальчика, который стоял под ним. Кровь, крики, смерть, а шолохнуться нельзя, так плотно стоим. Не помню, как оказались наверху. Черно от дыма и копоти, кругом пламя горящего разлитого бензина и крики матерей, бегущих с завода искать своих детей. И из этого настоящего ада слышу мамин голос, зовущий меня по имени. Мама вся в копоти, в деревянных колодках, в которые струйками стекала кровь из расцарапанных вкровь ног, бежит мне навстречу. Какое счастье – мы живы, мы вместе.
За колючей проволокой, под присмотром часовых и овчарок мы пробыли до 25 апреля 1945 года. В этот день нас освободили войска союзников-американцы. И через фильтрационный пункт в г. Ошатц летом в 1945 года отправлены домой.
Вернувшись на Родину мы встретили неприязнь, настороженность и враждебность. Мы чувствовали себя «изгоями» в своей стране. Мама не выдержала и однажды, взяв меня за руку пришла сама в райком партии. «На этом свете мы остались вдвоем – я и моя дочь. Расстреляйте нас сразу – или дайте жить и дышать». Мама умерла 24 года назад. Но до конца жизни так и не почувствовала, что значит быть свободной, до последних минут жизни она переживала события тех страшных времен.
Жизнь в лагере и в послевоенные годы на Родине лишили меня радости детства, искалечили душу, сделали ранимой, но не озлобили. Когда я пошла в школу, маму вызывала учительница, она была обеспокоена тем, что почти не смеюсь, когда смеются одноклассники. Предлагала показать меня врачу. И только время по-тихоньку излечило душу. В 1956 году окончила школу. Закончила Московский Всесоюзный финансово-экономический институт. Замужем. Имею дружную хорошую семью, в которой царит уважение и добрые, теплые отношения. Вырастили двух дочерей, помогли получить высшее образование. Вот и можно радоваться жизни.
Раньше от немецкого языка проходил мороз по коже – и только увидив и услышав актеров берлинского театра, приехавших в Киев и выступавших перед учащимися школы № 296 и нами, бывшими узниками-жертвами нацизма, я окончательно поняла, что все прошло, осталось далеко-далеко позади. Оказывается, физическую боль перенести намного легче, чем душевные страдания. Внуки бывших мучителей просили у нас прощение за поступки своего народа.
Память бережет воспоминания, а сердце прощает. Люди, не забывайте, что такое фашизм и берегите мир на земле!

Галина Мартыш
Киев, 2005 г.