Гончаренко Лина Ивановна

Я родилась в 1934 г. в Смоленской области. Это прекрасный край добрых людей и красивейшей природы. Помню свое беззаботное детство, когда я со своей старшей сестрой и такой же босоногой детворой бегала на реку купаться и ловить рыбу. А какие там леса! В округе мы знали каждый уголок, где что растет. А разновидностей грибов и ягод не перечесть. И вдруг все это перекорежено бомбами, сожжено огнем.
Поскольку это был партизанский край, то люди гибли не только от бомбежек. По всяким подозрениям и без всякой причины людей расстреливали, угоняли в Германию.
До войны мой отец был партийным работником и с первых дней войны ушел добровольно на фронт. Погиб он в 1943 г. А нашу семью (маму и трое детей) во время облавы схватили, погрузили в товарный вагон и повезли на запад. Это произошло в октябре 1943 г. Вагон был набит до предела, в основном женщинами и детьми. Нам, троим малолетним (старшей 12 лет, младшей 2 года и мне 8 лет), было мучительно плохо и страшно, а мы даже не имели права заплакать, нас могли просто пристрелить. А каково было матери! Я поняла это только тогда, когда у меня самой появились дети. Непонятно, как у нее выдержало сердце видеть своих детей в такой обстановке. Громко мы не могли заплакать, мы тихонько скулили, как голодные собачата. Неоднократно поезд попадал под бомбежку. Были и партизанские нападения с целью освободить узников. Эти моменты жутко вспоминать. Раздирающие душу крики, стоны, оторванные руки или ноги. В такие моменты маме трудно было уберечь нас троих вместе, не растерять. Запомнилась на всю жизнь жуткая сцена, когда меня взрывной волной бросило на стену, я ничего не слышала, только видела перед собой оторванную голову. Голова как бы двигалась, качалась и смотрела на меня открытыми глазами. От ужаса и от боли я так и стояла прихлопнутая к стене, пока мама не потащила меня за руку. Нас опять загоняли в вагон. Довезли нас в Белоруссию до города Слуцка и поместили в лагерь за колючую проволоку. Испытали мы все: голод, холод, побои надзирательниц. Доброта и сердечность белорусского народа осталась в моем сердце навсегда. Иногда им удавалось перебросить через проволоку хлеб или картошку. И, если это замечала охрана, расстреливали и того, кто бросал, и того, кто хватал.
Метрах в трехстах от нашего стоял барак, в котором размещались евреи. Однажды ночью наш барак осветило яркое пламя, душераздирающие крики доносились даже с такого расстояния. Это жгли еврейский барак. На утро нас не вывели из барака и все притихли, говорили шепотом, что, наверное, сожгут и нас. Мама наша, крепкая красивая сельская женщина, в то время еще молодая, стала седая, как лунь. Но бог миловал. То ли случай, то ли судьба, но нас, две семьи, вывезли на работы к бауэру (март 1943 г.). Это уже было в Гродненской области вблизи польской границы. На белорусской земле хозяин был немец. Жили мы в маленькой хатке, вроде сарайчика, двумя семьями. В поле работали и мы, дети. Свежий воздух и кормежка, отличавшаяся от концлагерной, сделали нас хоть немного похожими на людей. С освобождением Белоруссии пришла свобода и к нам. Это было в августе 1944 г. Все случившееся с нами мама восприняла, как результат патриотизма отца и его принадлежности к компартии. А при освобождении боялась обратного — что мы могли подвергнуться гонениям из-за нашего пребывания в концлагере. И она решила этот вопрос по-своему. Уничтожила лагерную одежду, номер и вообще все, что напоминало пережитое. А нам, детям, внушила, чтобы мы все это забыли, вырвали из памяти, и никогда не вспоминали.
Но забыть это невозможно.