Царук Вера Александровна

Я родилась 10 августа 1941 г. в селе Сенчицы, Зареченского района, Ровенской обл. Девичья фамилия — Лобан. В марте 1942 г. была вывезена в германские концлагеря и находилась там до мая 1945 г. Моя мать — Лобан Варвара Ивановна родилась 3 декабря 1906 г. в д. Невель, Пинского района, Брестской обл. Деревня Невель расположена в 5 км от села Сенчицы, Зареченского района Ровенской обл. Мать была здесь замужем.
Родители матери жили в деревне Невель, а в 1942 г. через нее проходила линия фронта. Здесь большой лес, а в лесу было много партизан. Они уничтожили какого-то немецкого важного чина. Началась большая облава на всех людей. Все, что было на территории д. Невель, уничтожалось: горели дома, сараи, немцы убивали детей, стариков. Они настолько озверели, что не оставили здесь ничего. Расстреляли и родителей (отца и мать) моей матери. Стрельба не затихала целую неделю. Моя мать знала, что в живых не осталось не единого человека, догадывалась, что старики не успели убежать в лес, но похоронить не смогла сразу.
Когда стрельба затихла, мать пошла со мной (грудным ребенком) на руках, чтобы предать тела родителей земле. Были и еще такие люди, которые приходили хоронить родственников. И вот здесь откуда-то сразу появились немцы и схватили всех, в том числе и меня, маленькую, с матерью. Мать начала просить, чтобы не увозили, ведь дома остались еще 2 детей — мальчиков, одному — 5 лет, а другому — 9. Ну раз так, покажи, где они. Поехали в село Сенчицы и забрали и моих братьев. И вот мать с тремя детьми везут через Пинск и Брест в товарных вагонах в Германию. По дороге нас разделили . Я осталась с мамой, а моих братьев везли в отдельном вагоне. В неволе ни они, ни мать не знали ничего друг о друге. Я теперь, да вообще уже давно восхищаюсь силе воли моей матери, как она смогла все это перенести, какое мужество надо было иметь всю ее жизнь, начиная с войны и до конца ее жизни! Как часто она обливалась слезами, глядя на свою дочь-калеку. Все это я помню из рассказов матери, хотя в моей памяти запечатлелся 1945 год: рев сирены, гул самолетов, лай немецких овчарок и крики, стоны людей, над которыми издевались. Долго после войны я вспоминала и слышала эти ужасы. Даже сейчас еще часто слышу эти крики и, как только закрою глаза — вижу разрушенные дома, убитых людей. По рассказам мамы сначала мы были в Майданеке, затем в Штетине и Вестерверге или Лисцерверге. В каком точно лагере я стала инвалидом не знаю. Но в этом лагере мы с мамой были в разных блоках: я — в детском, где нас гоняли галопом и маленьких, и 8-10-летних, а мать мою и других женщин гоняли на какой-то военный завод или фабрику на каторжную работу. Кормили брюквой с гнилым картофелем. Такую пищу не только невозможно есть, но и смотреть на нее. Самое страшное было то, что мне в лагере перебили позвоночник. Опишу об этом подробнее. В наш детский блок немецкие женщины (ведь среди них были тоже люди) через колючую проволоку перебрасывали что-нибудь съедобное — хлеб, картофель и др. Дети подбегали и хватали, ибо очень хотели есть. Кто старшенький — успевал удрать, а я, маленькая, тоже подбежала (видно, тоже хотела есть), но удрать не успела. Надзирательница Барбара Кругер (это имя на всю жизнь держит меня в мучительном страхе) ударила чем-то черным — металлическим или резиновым прутом. Я упала, а рядом был бункер — это бомбоубежище. Когда я упала, то полетела прямо по ступенькам вниз. Сколько я там лежала не знаю, один Господь знает. Потом нашел меня польский мальчик Янек, который был привязан ко мне своей детской любовью. Меня оттуда забрали и поместили в бараке. Там ухаживала за мной россиянка Роза. Она была по специальности врач, но работала не врачом, а, скорее всего, уборщицей ибо вывозила трупики умерших или убитых детей в положенное место. И, вот, все время она ухаживала за мной. Мать моя не знала, жива ли я. Ведь до этого случая я, как и другие дети, приходила к колючей проволоке, разделяющей наши блоки, увидеться с мамой. А теперь нет. Так продолжалось около трех месяцев. А Роза не знала матери, но потом заметила, что она каждый день у колючей проволоки плачет и ни с кем не общается из детей. Узнавши, что это моя мать, сказала ей, что я жива. Но мать не поверила до тех пор, пока Роза не показала меня матери. Через проволоку, боясь до нее дотронуться, ибо была она под электротоком, мама заметила, что у меня на спине уже растет горб.
Освобождали нас американцы, а затем и русские. Положили меня временно до отправки на Родину в госпиталь. Но снова на нас посыпалось новое горе. Госпиталь разбомбило, осталось несколько палат, в том числе и та, где были мы. Но меня ранило в правый бок. Долго в послевоенное время сочилась гноем моя рана. Помню, не хватало материала на перевязки, так мать шила такие пояса в несколько слоев материала, перевязывала вокруг туловища и каждый пояс тщательно стирала. Сейчас есть у меня углубление в правом боку и тазовая кость, правое крыло, по-видимому сгнило. Привезла меня мать из Германии в лежачем положении в коляске. Затем, где-то в 5-6 лет, я начала ходить, но радости было мало. Когда в 1948 г. надо было идти в школу, меня разбивает паралич ног, я снова лежу, руками владею, а ногами — нет. Врачей не было близко, надо было везти в Пинск, а на чем? Я лежу дома.
В 9 лет меня отпустил паралич. Я первый раз прошла по земляному полу около двух метров. Я и сейчас вижу слезы матери, которых я тогда не понимала. Я сказала ей: «Мама, а что ты не рада, я же пошла ногами, я буду ходить». Не понимала я, что это были слезы радости.
И, вот, в 9 лет я пошла в первый класс, училась отлично, получала похвальные грамоты. Однажды учительница Нина Антоновна за то, что я давала детям списывать уроки, очень больно ударила меня указкой по плечу. Она же с криком (когда я плакала) выразилась: «Замолчи щенок немецкой овчарки». Я же дома обо всем рассказала маме, а она сказала : «Доченька, никому не говори об этом, дети забудут, а то начнут копаться, и отправят нас в Сибирь». Долго мы с мамой плакали. В 1957 году я закончила 7 классов, дальше ходить в школу не было возможности — одна школа — за 15 км, а другая — 25 км. Вот я и осталась дома. А в 1960 году поступила в Ровенское медучилище и закончила в 1964 году по специальности фельдшер. Получила направление на работу в участковую больницу, где и работала. После 2-х лет работы подала документы во Львов в мединститут. Но в автобиографии написала, что во время войны была в Германии. И вот девочке, с которой мы собрались ехать вместе поступать, пришел вызов на экзамены, а мне нет. Но я поехала с ней. Заходим мы в приемную комиссию, девочке дали экзаменационный лист (она подала вызов), а я спросила почему нет вызова, председатель экзаменационной комиссии сказал: «А тобі і не буде, їдь туди, де була у війну”. Я не выдержала и заплакала, а он сказал: “Замовкни, дівка, а то зараз викличу міліцію і відправлять на Соловки”. Документы мне бросил в лицо, как собаке кость. До сих пор вижу я его постное лицо, похожее на гестаповца. После всего этого я больше не решалась поступать в какой-то ВУЗ. Продолжала трудиться. За время работы многократно награждалась: Почетной грамотой за безупречный труд в системе здравоохранения в честь 50-летия Советского здравоохранения (14.06.68 г.); Подяка від Центрального комітету товариства Червоного хреста УРСР (15.12.67 р.); Почетной грамотой за хорошую работу и успешное выполнение планов и социалистических обязательств 1986 г.; Почетной грамотой за хорошие производственные показатели в честь празднования Дня медицинского работника (14.06.91 г.). За время моей работы получила множество благодарностей от района и области. Работала, не покладая сил, старалась, хотя было слабое здоровье.
В 1991 г. 21 июня было создано Ровенское областное отделение БМУ фашистских концлагерей, на котором меня избрали председателем. Отделение начинало работу с 8-ми человек и выросло до 1240 человек.
Не имея ни транспорта, ни финансов, ездила по районам поездами, автобусами, собирала данные об узниках. Многим помогала в получении документов из архивов, а вот себе не помогла. Правда, и у меня есть документ из областного архива, что вывезена в Германию во время войны на принудительные работы. Но там нет ни даты вывоза, ни даты моего рождения, ни места пребывания, ни даты приезда.